Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
«Только бы он не умер! Только бы не умер!» – билась у меня в мозгу мысль, когда я стрелой летела к инистому. Когда очутилась рядом – он уже лежал на ступенях и… не дышал!
– Ему нужен воздух, – выдохнула Вильда.
Недолго думая, решительно склонилась над Диром. Я, конечно, не аппарат ИВЛ, но все же…
Губы коснулись губ, и я вдохнула в инистого кислород и… магию. Та хлынула в его тело, заполняя не просто пустоту… Бездну! А в следующий миг мужские глаза распахнулись, и я увидела такой взгляд, который каким-то немыслимым образом смог стать для меня таким дорогим…
ГЛАВА 7
Отпрянула. Мое лицо оказалось склоненным на Диром, а темные кудрявые волосы словно завеса отделили нас от всего мира.
Мы с инистым были столь близко, что дыхание все еще было общим – горячим, прерывистым, будто и я, и маг неслись без оглядки, пытаясь убежать от смерти, а теперь вдруг резко замерли на краю пропасти.
Пульс гремел в ушах, словно залпы. И в такт ему заполошно билась жилка на мужском виске.
Вдох. Выдох. Молчание. Одно на двоих, как и воздух.
Взгляд темных, как тяжкий грех, глаз, который не отпускал. Инистый смотрел на меня так, будто видел впервые – будто я была не просто адепткой, не просто чокнутой, не просто… случайной обузой. Будто в этот миг между нами не осталось ни недомолвок, ни подозрений, ни этого проклятого сюжета, по воле которого я здесь.
Я ждала насмешки. Ждала, что инистый вновь станет тем магистром Нидоузом, который был на занятиях, что в его взгляде появится привычная отстраненность, что он скажет что-то резкое, чтобы разрушить это… это наваждение.
Но он молчал.
И я не могла отвести глаз.
Мое сердце бешено колотилось, но уже не от страха, что инистый вот-вот умрет. От чего-то другого. Может, оттого, что я впервые на несколько секунд отчаянно захотела остаться здесь навсегда. Сколько бы этому «всегда» не было отведено.
Захотелось коснуться мужской скулы. Той самой, со шрамом, что уходил ниже, на шею… Ощутить под подушечками пальцев неровность рубца и…
Один недавно готовившийся стать покойником меня опередил. Я почувствовала, что щеки коснулась мужская ладонь, стирая со скул влагу.
Я что – плакала? Правда?!
Даже не заметила этого.
И спустя один томительно-долгий миг тишину разорвало хриплое, точно воронье карканье, удивленное:
– Ким?!
– Да, я, – произнесла самое глупое, что могла сказать. То единственное, на что была способна. На более осознанную фразу просто бы не хватило ни сил, ни Тамарочки целиком.
– Почему ты… – инистый не договорил. Его пальцы дотронулись до моей нижней губы. Нежно, осторожно, будто не веря, что все вокруг – реальность. Плевать, что книжная. Реальность самая что ни на есть настоящая – и точка. Для меня здесь и сейчас была именно она.
– Я всего лишь делала искусственное дыхание, – выпалила я, вдруг вспомнив, где я и что вокруг происходит.
– Зачем?
– Потому что твое натуральное закончилось. И вообще, я хотела отдать долг.
«Супружеский», – тут же поддакнула Вильда едва слышно из сумки. Вот ведь сводня. Умерла, а энергии, чтобы ехидничать, поболее, чем у многих живых!
Я, испугавшись, что Дир мог это услышать, поспешила отпрянуть от своего спасаемого и запихнуть прах ба поглубже в котомку, пожалев, что на призрачной нельзя использовать самый действенный способ для получения молчаливого согласия – кляп.
– Долг жизни, – уточнила я, увидев, как Дир подозрительно глянул на мою торбу, и затараторила: – Ну тогда на крыше… Ты меня спас, когда я едва не свалилась. Вот теперь я – тебя. Увидела, что не дышишь, и решила…
Не договорила. Осеклась, потому что поймала себя на том, что это все звучит как оправдание. Будто я его тут не от смерти спасала, а целовала.
– Ты ранен?
– От этого зависит, будет ли еще одно искусственное дыхание? – приподняв темную бровь, иронично уточнил маг.
– Нет, от этого зависит, буду ли я искать здесь и сейчас целителя и просить его помочь тебе лишь словами или еще и угрозами, – выдохнула я, решив: все, хватит самодеятельности, теперь пусть за здоровье Нидоуза борются исключительно профессионалы.
– Угрозы будут острыми и из отточенной стали? – уточнил инистый, попытавшись приподняться.
Я тут же протянула руку, помогая ему. Дир сел, и я увидела дыру на его парадном мундире, от которой во все стороны ползло кровавое пятно. Но, кажется, сам маг не придал ей большого значения. Похоже, куда важнее ему была сейчас моя рука, пальцев которой он отпускать не спешил. На несколько мгновений задержал их в своей ладони. Нежно, но так, что я почувствовала каждый шрам, каждую затвердевшую мозоль, оставленную годами сражений в приграничье.
Это было странным, и неожиданным, и… неуверенным. Будто инистый сам не понимал, зачем это делает. Будто его рука держала мою против воли хозяина.
Я боялась пошевелиться: вдруг он опомнится? Вдруг отдернет руку, как от чего-то опасного? Вдруг в его глазах снова появится та стена, за которой Дир прятал всего себя.
Но он не отпускал.
И в этой тишине, посреди криков и суеты, посреди площади, с которой в испуге хлынула толпа, были мы. Я и инистый. И все то, что только что произошло между нами.
Я потеряла счет времени, в отличие от Вильды, которая бдела. Призрачная, под прикрытием моих волос, холодком просочилась по спине и прошептала в самое ухо:
– Вы уже три минуты друг на друга таращитесь. А он, между прочим, хоть и стойкий, но все же живой. Раз спасаешь, делай это до конца.
И я опомнилась. Подорвалась. Выдернула руку и, вскочив, огляделась. Увидела, как к площади подъезжает карета лекарской помощи, и кинулась к ней, чтобы привести целителя к Диру. Тот отчего-то переменился и сейчас был мрачнее тучи.
Маг жизни же, просканировав тело Нидоуза, прямо на площади снял с Дира мундир, затем рубашку – ткань, пропитанная кровью, отлипала с хлюпающим звуком, будто не хотела отпускать. Я закусила губу, увидев, что скрывалось под ней.
Тело инистого было изрезано шрамами и ожогами – старыми, белесыми, и свежими, еще алыми. А еще странными, напоминавшими печати, рисунками. И их пересекала свежая рана: глубокая, рваная. Она прошлась по ребрам, оставив после себя темные подтеки. От одного взгляда на нее в горле встал ком.
– Держался
