Соль и тайны морской бездны - Эбби-Линн Норр
Ее сопровождение и двое стражников ждали неподалеку, возле рыночных прилавков, возможно утоляя жажду. Стражники не позволяли другим посетителям заходить в храм, пока там находилась юная царевна, конечно, если только эти посетители также не относились к высшей знати.
Как только Шалорис услышала женские голоса и звук снимаемой обуви на другом конце мощной колоннады, отделяющей внутреннее святилище от дворика, ее охватило отчаянное желание спрятаться. Как бы ни противоречило здравому смыслу то, что царевна Атлантиды, находясь в построенном ее народом храме, прячется, даже не задумываясь, от кого именно, Шалорис бросилась бежать. Влекомая какой-то необъяснимой силой, она стремглав вылетела из святилища и спряталась за одной из множества колонн на противоположной стороне дворика.
Передняя часть храма была открытой, а сзади его подпирала толстая стена из розового эфиопского мрамора. Никто не должен был проходить мимо Шалорис. Она подождет, пока прочие царственные посетители уйдут, а потом святилище снова окажется в ее распоряжении. Девушка прислонилась спиной к мрамору колонны и, соскользнув вниз, села на холодный мраморный пол. Закинув голову назад, она закрыла глаза и ждала.
Раздались звуки опускаемых корзин и прикосновения к воде. Кто-то смотрел на бежавшую от прикосновения рябь, держа в голове свой вопрос. Это был ритуал, древний, как сама Атлантида.
– Ты должна преподнести ему дар.
Глаза Шалорис резко открылись при звуке властного голоса Ипатии. Эта сирена даже не потрудилась из уважения смягчить тон.
– Мама, ш-ш-ш. – Конечно, это была Мел. «Юмелия», – мысленно исправила себя Шалорис. Ей по-прежнему было сложно думать о сестре не как о Мел. – Тебя услышат.
– Я хочу, чтобы боги услышали, – ответила Ипатия, не понижая голоса.
– Боги не так пугают меня, как люди снаружи.
– Они не имеют значения. Почему мы должны стыдиться из-за того, что берем принадлежащее нам по праву? Я хочу, чтобы боги знали, что я видела в воде знаки. Трон будет твоим, но ты должна преподнести царю Бозену дар. Впечатляющий. Такой, что не сможет ему сделать никто другой. Такой, что ему понравится. И такой, что заставит его назвать тебя своей преемницей.
– Существует ли такой дар? – спросила Юмелия хриплым от страха голосом.
Шалорис сжала губы, силясь не рассмеяться. Какая глупость думать, что наследника престола будут выбирать по подарку.
Послышался негромкий шлепок, и его оказалось достаточно, чтобы Шалорис начала воспринимать ситуацию без намека на юмор. Ее темные брови поползли вниз.
– Бестолковая девица, – процедила Ипатия. – Я что, постоянно должна думать за тебя? Тебе что, трон не нужен?
– А что, если нет? – ответила Юмелия более надменным тоном, чем обычно. Шалорис знала, что трон она хотела, просто кочевряжилась перед матерью.
– Тогда ты идиотка, которая его и не заслуживает, – обрезала Ипатия. – Но ты его получишь. Да, получишь, а я стану твоим советником. Ты что, думаешь, я стану сидеть и смотреть, как место в совете отдадут Сисиниксе? – За этим риторическим вопросом последовало шипение: – Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды.
Повисла тяжелая тишина. Шалорис так и подмывало выглянуть из-за колонны, чтобы увидеть их лица. Осознала ли Ипатия свою ошибку?
– Ты имеешь в виду… Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды, – произнесла Юмелия. Ее голос прозвучал тихо, но в нем звенела сталь.
– Да, конечно, ты. Это я и имела в виду. – Ипатия затараторила, исправляя свою оговорку: – Сисиникса даже сейчас пытается пробиться, юля перед Нестором, идиотка.
– Она Государыня, – ответила Юмелия несколько изумленно. – Разве ты ее не любишь? Не чувствуешь никакой связи с властью, дарованной ей Солью?
– Морийцы созданы для большего, чем эти несчастные сырые пещеры, – ответила Ипатия. Послышалось чирканье кремня по труту, и Шалорис поняла, что они перешли к зажиганию трех факелов. Голос Ипатии несколько потеплел: – Вот увидишь. Мы сделали тебе великий подарок, твой отец и я. Он понимает, что это значит. Я ему объяснила.
– Объяснила… – Юмелия словно бы хотела задать вопрос, но побаивалась.
– Что бывает, если атлант и сирена по-настоящему любят друг друга. Что это дает их ребенку.
– Ты имеешь в виду мои способности. – Голос Юмелии уже раздавался из дальней части храма.
Атланты, искренне почитающие богов своего пантеона, никогда не стали бы столько болтать в храме вообще, а тем более о политике и в столь вульгарной манере. Морийцы к богам относились без должного уважения, потому-то Юмелия с Ипатией так небрежно совершали ритуалы. Шалорис все это понимала.
Но в таком случае стал бы атлант – тот, что действительно верит в то, что боги все видят, – скрываться и подслушивать в храме? Шалорис почувствовала, как щеки запылали от стыда, и пожалела о том, что спряталась. Почему она поддалась такому детскому импульсу? Импульсу, порожденному желанием быть невидимой, несудимой. Она ждала, что сирены совершат ритуалы в тишине и оставят ее в покое. Теперь она была повязана. Ей хотелось выскользнуть через черный ход и больше ничего не слышать. Ей нет никакого дела до подарка, о котором говорила Ипатия, и ей не хотелось больше ничего знать о ее замыслах. Но она не могла никуда оттуда деться и поэтому продолжала тихо сидеть.
– Царь выберет наследника, и архонты с советниками одобрят его выбор. Тебе дадут место в совете, то самое, которое так старается заполучить Сисиникса. – Тон Ипатии стал задумчивым. Она старалась нарисовать ясную картину будущего для своей дочери. Прочертить путь к власти. – Поначалу у тебя не будет никакого влияния, – продолжала она. – Тебе придется дождаться восемнадцатилетия. Тогда у тебя появится право голоса. С течением времени твои слова начнут иметь все больший вес. Когда царь сочтет нужным уйти на покой, ты будешь готова. Я об этом позабочусь.
– А как же Шалорис? – поинтересовалась ее дочь.
Шалорис напряглась, вжалась спиной в мрамор колонны и сжала кулаки у бедер.
– А что с ней? – Тон Ипатии был пренебрежительным. Он кольнул Шалорис в самое сердце. – Она не подходит для того, чтобы править. Почти ни с кем не общается на людях. Не бывает на пирах, которые устраивают советники, не заводит нужных друзей так, как это делали мы с тех пор, как ты стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно резать ножом пищу.
– Отец ее любит, – ответила Юмелия серьезно.
Шалорис зажмурила глаза, и ее сердце заныло. Она скучала по своей единокровной сестре. Юмелия была вспыльчива и надменна, но они вместе выросли. Каждый прожитый год приближал их к зрелости и все больше отдалял друг от друга. Они оказались по разные стороны
