Перья столь порочные - Лив Зандер

— Люди и Вороны женились и влюблялись друг в друга с тех пор, как пала Вуаль. — Теневая стена, когда-то отделявшая наши миры, но со временем постепенно исчезнувшая по причинам, которые так и не были задокументированы. — Для многих, Малир, это допустимая замена уз.

— Ты и я никогда не сходились во мнениях, когда дело касалось людей. — Он решительно покачал головой. — Я никогда не возьму человеческую жену.

— Тогда объяви дриф. — Традиционное празднование, позволяющее воронам со всего королевства общаться и, если богиня будет благосклонна, найти свою пару и начать ухаживания до сезона гнездования весной. — Эль, вино, танцы. Всем нам не помешало бы хорошо провести время. А кто знает? Может, ты найдешь свою пару.

Он поднял руку к груди, пальцы сжались в воздухе, будто он ожидал найти что-то там, но рука опустилась на бедро.

— Война — не время для дрифа.

Я вздохнул, даже не пытаясь понять, как Малир продолжает откладывать событие, которое Дом Хисал устраивал каждую осень на протяжении десятилетий. Даже столетий. Стоит задуматься, не старается ли он всеми силами не найти свою пару…

— Пара — редкое благословение в наши дни, а тебе даже лень найти свою предназначенную. Пара у ткача смерти почти всегда обладает тем же даром. Она могла бы помочь тебе контролировать свои тени.

Как всегда, он ушел от темы, в этот раз вставая и обходя кровать к Галантии.

— Чем она пахнет?

Я глубоко вдохнул, медленно, чтобы не разбудить ее, вдыхая запах Галантии.

— Жимолость и пергамент.

Он остановился рядом с ней, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, наблюдая за ней.

— Странное сочетание.

— Она странная птичка, Малир. Будто ее все эти годы держали в клетке. Поражает своей невинностью. — Мгновение раздумий. — Когда она, конечно, не облизывает кинжалы.

— И как умело она это делает. — Наклонившись, он провел пальцем по пряди ее волос, спадающей по линии плеча. — Она удивительно… стойкая.

Я не мог распознать, был ли тот звук в его горле изумлением или недовольством — скорее всего, недовольством. Как следопыт, мой дар заставлял меня сталкиваться с разговорами, которые мне было бы лучше не слышать. Например, когда он просил Галантию плакать для него. Насколько я мог судить, она не была истеричной, рыдающей натурой.

Но это не означало, что он не будет пытаться превратить ее в такую.

Мои глаза зацепились за тонкие, тенистые отростки, ползущие между его пальцами. Если бы она проснулась сейчас и увидела Малирa, испугалась бы? Затвердели бы ее соски? Стала бы она влажной, создавая самый сладкий беспорядок между ног?

Я никогда не узнаю.

Потому что дал обещание.

Когда его тени потянулись к ней, я схватил его за запястье.

— Не пока она со мной в таком виде.

Малир фыркнул, резкий выдох воздуха, который подчеркивал, как он стиснул зубы.

— Так ты теперь защищаешь ее? От меня?

Защищаю…

Я проигнорировал густое давление, поднимающееся в груди.

— Что бы ты ни делал, когда меня нет рядом, это твое дело, но я не позволю тебе… — Я зашипел от жгучей боли, когда его тени вцепились в мою руку, мгновенно отпустив его запястье. — Черт возьми, Малир?

Он отдернул руку, сжимая и разжимая кулак, пока тени тянулись черными струнами, как патока, к Галантии, пытаясь преодолеть расстояние.

— Они стали… довольно непредсказуемыми в последнее время.

— Непредсказуемыми? Они напали на меня. — Раньше такого не случалось. — Почему они так напряжены?

— Наверное, потому что хотят ее смерти. — Он опустился в кресло, вся досада была видна на лице. — Я ненавижу ее, и они это знают. Ненавижу, что ей позволяли оставаться такой невинной, пока ее отец издевался надо мной прямо там. Еще больше ненавижу, что я явно не могу осквернить ее так же, не рискуя убить… капризными тенями.

Под мехом я обвил талию Галантии рукой. Возможно, я недооценил, насколько ему сложно контролировать тени рядом с ней. Возможно, Аскер был прав.

— Почему ты не отправляешь своего аноа подальше, когда находишься рядом с ней?

— Думаешь, я не пробовал? — Фыркнув, он поднял руку. — Эта чертова птица ударилась о ее окно, пытаясь вернуться ко мне всего через несколько секунд после того, как я его отправил.

Ничего удивительного. Его аноа всегда был нервным упрямцем с послушанием мула и покорностью котенка на поводке. Эта птица никогда надолго не расставалась с ним, но такого никогда не было.

— Может, тебе стоит держаться от нее подальше.

— Возможно, мне стоит, — сказал он, но в голосе не было уверенности, слова звучали скорее как уклончивое утверждение, в худшем случае — как вопрос. Он повернул голову и посмотрел прямо на меня, — но, думаю, тебе больше нравится, когда я этого не делаю.

— Что, черт возьми, это должно значить?

— Да ладно… — Он покачал головой, встал и направился к двери. — Единственная причина, по которой она сейчас в твоих руках, — это то, что тебе нравится, как невинно она выглядит, как неопытна, как беззащитна. Хочешь знать, почему?

Мой живот сжался.

— Не особенно.

— Потому что после всех этих лет ты все еще отказываешься простить себя. — Он открыл дверь, еще раз оглянувшись на меня, прежде чем сказал: — Ты любишь спасать ее, потому что не смог спасти других.

Дверь захлопнулась, заперев меня в той же тишине, что и той зимней ночью. Только ровный ритм сердца Галантии пробивался сквозь мои ошеломленные чувства, резко контрастируя с воспоминанием о небьющемся сердце Заимы. Мамином небьющемся сердце. Всех остальных…

Всех, кого я когда-то любил, нет в живых.

Из-за меня.

Галантия сжалась в моих руках, прижимаясь, будто я был ее убежищем, пусть только на одну ночь. Как будто я был человеком, способным заботиться, спасать, защищать. Да, это было приятно.

Лучше, чем я заслуживал.

Глава 18



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, покои Галантии

Я так сильно хочу тебя…

Эти слова продолжали звучать в моей голове и уносили меня в беспокойный сон несколько ночей подряд, всегда превращаясь в природно-зеленые глаза. Я следила за этим взглядом и смотрела на себя. Наблюдала, как работаю рукой на члене Себиана.

— Хорошая девочка. — Его мурлыкающая похвала возвращала мой взгляд к зеленым сужающимся глазам. Они стали серо-коричневыми, блестя презрением. — Я хочу, чтобы тебе было больно.