Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Маркус закрыл глаза, как будто от боли.

– Чёрт возьми, Элли… – прошептал он. – Что же ты наделала…

– Я попыталась помочь, – сказала она, и в её голосе зазвучала сталь. – И я не жалею. Если бы ты знал… ты поступил бы так же.

Он открыл глаза и долго смотрел на неё. Искал в её взгляде неуверенность, ложь, страх. Но видел только твёрдую решимость.

– Хорошо, – наконец сказал он, поднимаясь. – Я… я подумаю. Я дам тебе время. День. Может, два. Но это всё, что я могу. Они уже теряют терпение.

– Спасибо, – прошептала Элли.

– Не благодари, – мрачно сказал он, надевая шлем. – Я ещё не знаю, что буду делать. Но помни – если они решат действовать в обход меня… я не смогу тебя защитить. – Он повернулся к выходу, но на пороге остановился. – И, Элли? Будь осторожна. Они не шутят.

Он ушёл, оставив Элли одну в опустевшей пекарне. Наступившие сумерки казались особенно густыми и враждебными. Она понимала, что время, данное ей Маркусом, – это не подарок. Это отсрочка. Несколько часов на то, чтобы найти выход из ловушки, которая вот-вот захлопнется.

Она подошла к окну и выглянула на улицу. В знакомых очертаниях домов, в огнях в окнах, в силуэте старой мельницы, где, она знала, дежурил Седрик со своей трубой, она видела не просто город. Она видела городское общество, которое теперь дрожало от страха из-за неё.

Но она также видела и другое. Герань миссис Клэр на своём подоконнике. След лодки Эдгара на реке. Дымок из трубы Мэйбл. Это были не просто детали. Это были знаки жизни. Знаки того, что они все ещё здесь. Что они не сдались.

Она повернулась от окна, её глаза упали на бабушкину книгу рецептов. Она положила на неё руку, как бы ища совета, силы.

Война подобралась вплотную к её порогу. Но она не была одна. И пока это было так, у неё оставалась надежда. Маленькая, хрупкая, как птенец в руках, но настоящая. И она была готова за неё бороться. За себя. За Лео. За весь свой маленький, чудаковатый, драгоценный мир.

Глава 18. Решение действовать

Ночь после разговора с капитаном Маркусом была самой длинной в жизни Элли. Она не сомкнула глаз, сидя на кухне в полной темноте, прислушиваясь к каждому шороху за окном. Каждый скрип телеги, каждый лай собаки, каждый отдалённый голос заставлял её сердце замирать в ожидании неминуемого вторжения.

Она перебирала в уме варианты, как загнанный зверь, ищущий лазейку в клетке. Бежать? Куда? С Лео, слабым и напуганным, по зимнему лесу? Это было самоубийством. Сопротивляться? Силами кого? Её, Каэла и пары стариков против обученных, наделённых властью охотников? Смешно. Сдаться? Отдать Лео на растерзание? Эта мысль вызывала у неё физическую тошноту.

Рассвет застал её за тем же столом, с пустой кружкой остывшего чая в руках и с тяжёлым, как свинец, ощущением безысходности в груди. Первые лучи солнца, обычно такие желанные, сегодня казались ей безжалостными, освещающими её беспомощность.

Элли механически принялась за работу – растопила печь, замесила тесто. Движения были отработанными, но душа в них не участвовала. Она была пуста.

И тогда, когда она ставила в печь первую партию булочек, её взгляд упал на бабушкину книгу, лежавшую на подоконнике. На ту самую страницу с рецептом «Пирога единства», который она пообещала испечь для «совета мудрецов».

И её осенило.

Они не могли победить охотников силой. Они не могли убежать. Но они могли сделать нечто иное. Нечто, что было в духе Веридиана. В духе её пекарни.

Элли не могла сражаться с тьмой, пытаясь её уничтожить. Но она могла зажечь свет. Такой яркий, такой тёплый, такой неоспоримый, что тьме просто не останется места.

Идея родилась мгновенно, целиком, со всеми деталями, как будто ждала своего часа. Она была безумной. Рискованной. Но она была единственной, что не вело к поражению.

Элли бросилась к задней двери и выскочила во двор, не одевачсь. Несколько улиц девушка пробежала в считанные минуты. Взяв горсть мелких камешков, она начала бросать их в одно и то же окно на втором этаже дома напротив – в окно комнаты Мэйбл. Через несколько минут в окне появилось раздражённое, заспанное лицо старухи.

– Ты с ума сошла, девка? – проскрипела Мэйбл, открывая форточку. – Люди спят!

– Совет! – крикнула ей Элли, стараясь не шуметь. – Срочно! У меня есть план!

Затем она побежала к дому Седрика и постучала в потайную дверь в задней стене его лавки, о которой он однажды упомянул. Дверь приоткрылась, и на пороге появился сам антиквар в ночном колпаке и стёганом халате.

– Во имя всех древних артефактов, Элли, что слу…?

– Совет, Седрик! Немедленно! – прошептала она. – И передай Каэлу. Он где-то рядом, я чувствую.

Через полчаса все четверо собрались на кухне пекарни. Каэл появился бесшумно, как призрак, с запахом ночного леса на одежде. Мэйбл, закутанная в пёстрый платок, ворчала что-то про «ненормальных, которые будят старую женщину на заре». Седрик, уже переодетый в свой привычный камзол, но с заспанными глазами, нервно поправлял очки.

– Ну? – угрюмо спросил Каэл. – Они идут?

– Пока нет, – сказала Элли. – Но они придут. И капитан Маркус не сможет их остановить. У нас есть день. Может, меньше.

Она выложила им свой план. Всю его безумную, отчаянную суть. Она говорила не о защите, не о нападении, а о… празднике. О пире. О том, чтобы показать охотникам не крепость, которую нужно штурмовать, а дом, полный жизни, который нужно защищать.

– Мы не будем их прогонять, – говорила Элли, её глаза горели странным, лихорадочным огнём. – Мы пригласим их. Пригласим весь город. Устроим… праздник урожая. Или день благодарения. Неважно. Главное – чтобы все собрались здесь. Чтобы они увидели, что мы не прячемся. Что нам нечего скрывать. Что мы – одно целое.

Она предложила испечь не просто пирог, а множество маленьких пирожных, кексов, печений. Для каждого жителя – своё, особенное, с тем вкусом и той магией, которая нужна именно ему. Чтобы придать сил слабому, храбрости – робкому, надежды – отчаявшемуся.

– Мы окружим этот дом таким