Перья столь порочные - Лив Зандер

— Я никогда не видела таких камней, — сказала я. — Как они называются?

— Это не камни.

Я вздрогнула от голоса Себиана за спиной и резко обернулась.

— Что ты здесь делаешь?

Себиан подошёл ко мне, одетый в кожаные бриджи, белую рубашку и коричневый жилет, который даже не потрудился застегнуть спереди. Чёрные пряди он собрал в небрежный пучок на макушке, но несколько выбившихся локонов прилипли к выбритым вискам. Ему шло это суровое, дикое очарование, словно он был порождением густого леса. Где его пара? Всё ещё не найдена? Мертва? Стоило ли вообще задаваться этим вопросом?

Он тяжело, протяжно вздохнул.

— Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что охраняю тебя.

— У тебя привычка такая? Спасать девиц в беде?

— Не совсем, — он втянул щёки и нахмурился. — Но я едва ли могу позволить тебе разгуливать одной.

— Я не одна, — возразила я и показала влево. — Я… — Одна. Да чтоб боги их прокляли, куда они подевались? — Мне не стоило мешкать.

— А может, тебе не стоило слепо следовать за женщинами, которые служат лишь собственным эгоистичным интересам, — он кивнул на каменный амулет. — Это камни с моего острова, Ланай.

— Ты оттуда? — спросила я и, заметив, что он слишком долго смотрит на камень, не произнося ни слова, прочистила горло. — Себиан?

Он вздрогнул и повернулся ко мне.

— Хм?

— Ты с Ланая?

Он кивнул.

— Мы называем их лаоол, что на древнем Вэр значит «морская пена»… Наверное. Может быть.

— Лаоол, — повторила я на языке, который считала таким же мёртвым, как и королевский род Хисал. — Ты говоришь на нём? На древнем Вэр?

— Немногие Вороны его знают. Я помню два-три слова, которым пытался научить меня дядя, пока не сказал, что я безнадёжен, — уголок его губ дрогнул в едва заметной усмешке, исчезнувшей так же быстро, как та появилась. — Малир владеет им в совершенстве. И пишет тоже.

Что и ожидалось от принца Воронов.

— А что значит дадос’та… Нет, не так. Как оно было? Далос…

— Делос’та лай.

— Да. Это же название книги в библиотеке, которую хотел прочитать Малир. Что оно означает?

— «Бесконечная тоска». Вот тут, помнишь? — он коснулся груди. — Там, где наша аноа тоскует по предназначенной паре, настолько, что это может причинять физическую боль.

Неужели именно это делает Малира больным? Томление? Трудно было поверить, что он способен чувствовать что-то иное, кроме ненависти. Над головой раздалось хлопанье крыльев, и я подняла взгляд к небу. Лишь стая чёрных птиц, что, должно быть, неподалёку отдыхала, а теперь поднялась в полёт.

Я провела большим пальцем по бусине, возвращая внимание к камню.

— Он красивый.

— Я часто находил их на дне речных русел возле своей деревни, — сказал Себиан. — Продавал на пристани за хорошие деньги. Мать почти всегда ловила меня, била по лицу и отбирала монеты за то, что осмелился покинуть деревню.

— Нарушитель правил, — я могла это уважать. — Всё детство ты провёл там?

Он кивнул.

— Чтобы добраться до пристани, надо перелететь через горную цепь, окружающую долину. Возможно, именно поэтому нас не трогала война. До того дня, пока отец не решил, что мы отправимся на материк и присоединимся к делу Воронов. Заима любит… любила эти камни.

Любила.

Любила…

То, что он говорил о ней в прошедшем времени, могло означать только одно — её больше нет. И это не должно было влиять на меня так сильно, замедляя радостное биение в груди. Не сегодня, не в тот день, когда я наконец оказалась среди такой живой суеты.

Я обернулась к барбакану11, полная нетерпения идти дальше, открывать новое, ощущать. Лавки. Конюшни. Таверны. Столько ещё нужно было увидеть!

— Сколько месяцев занимает дорога в Ланай верхом? — спросила я.

— Верхом? Неделя? Две? Пятнадцать? — Себиан пожал плечами. — Не знаю. При хорошем юго-западном ветре и с минимумом сна я добирался туда за пять дней.

Пять дней…

Стекло ринулось в самые кончики пальцев, покалывая под ногтями. Каково это — быть настолько свободным? Настолько свободным, чтобы достичь самых высоких гор и скользить над широчайшими океанами, отправляясь куда пожелаешь? В который раз я ощущала к Воронам не презрение, а…

Зависть.

Звонкий детский смех заставил меня поднять взгляд к боевому ходу на стене. Там стоял маленький мальчик, краснощёкий и сопливый, вцепившись в деревянные перила. Он всё сильнее всхлипывал, чем крепче упирался в ладошки, толкавшие его в спину.

— Не будь таким трусом! — крикнула девочка за ним и сильно толкнула его в плечо. — Прыгай, Оливар! Может, ты обернёшься!

Горло у меня сжалось.

Может?

Сердце забилось быстрее, когда тело мальчика опасно перегнулось через перила.

— Если он не обернётся, он переломает десяток костей.

— Скорее все до одной, — остановился рядом Себиан. — Высота приличная.

Я уставилась на него, не веря своим ушам, пока всхлипы мальчика не становились всё громче, разъедая мне желудок.

— И вы не сделаете ничего, чтобы их остановить?

Себиан расплылся в улыбке.

— Видимо, слух, что вороны — равнодушные родители, до тебя так и не дошёл.

Я снова посмотрела наверх, внутренности сжались в тугой узел, когда дети захихикали и начали толкать сильнее. Потом, едва наклонившись вперёд, мальчик перелетел через перила. Он закричал. Боги, как он кричал, пока моё сердце не остановилось в груди. Почему он не оборачивался? Почему он не…

Всплеск теней взметнулся к боевому ходу: чёрные щупальца сплелись в четырёх маленьких воронов. Те захлопали крыльями под радостные хлопки детей и вскоре уселись на перила.

— Наконец-то! Молодец, Оливар! — выкрикнул Себиан и снова посмотрел на меня с самодовольной ухмылкой. — Ты выглядишь бледнее обычного, Галантия. Неужели твоё сердце начало смягчаться к нам? Твой отец был бы так разочарован.

Я стиснула зубы, потому что он был абсолютно прав.

— Ему было страшно.

— Это был его первый полёт. — Себиан подмигнул и положил ладонь мне на поясницу, мягко побуждая идти дальше. — Мой отец как-то в воскресенье усадил меня себе на плечо и сказал, что ему надоело таскать меня повсюду пешком. Сбросил меня прямо со скалы. Я обернулся за миг до того, как ударился о волны. Инстинкт выжить слишком силён, чтобы наш праймел его проигнорировал, как бы ни боялись дети своего первого осознанного превращения.

— Он… сбросил тебя со скалы? В море? — внутри всё тяжело осело под грузом десятков правил, что определяли моё детство. — Иногда я тайком выходила за стены и проводила там целый день, глядя на волны, махала руками, притворяясь чайкой, которая может