Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
Выглядели они как рыжий маг с распухшим носом. Адепт, похоже, следил из-за угла за дверью аудитории. И теперь, узрев меня, выходящей оттуда последней, что-то не то подумал. Его глаза округлились. А потом еще раз подумал – и снова не то. Ибо ноздри парня раздулись, как у взбешенного быка, и он, собственно, как на корриде, попер на меня. Только я в тореадоры не записывалась… Но когда судьба меня о чем-то спрашивала?
– Что, решила еще меня и оклеветать перед лордом Нидоузом, гадина?! – с ходу заявил он.
А я, казалось, еще несколько мгновений назад ошарашенная и опустошенная, поняла: нет! Горючего у меня еще полные баки. И я как сейчас полыхну и рвану! Чтоб у этого вруна случилось выгорание его всего! Особенно под тем местом, откуда у драконов хвост растет.
– Да я ни слова неправды не сказала! – отчеканила, предупреждая: еще немного запала от огненного – и я устрою тут знатный фейерверк.
– Ну да, еще и скажи, что ты магичка со средним даром, да после выгорания – и в боевики угодила, потому что достойна этого. Да на этот факультет берут лучших из лучших, сюда прорываются с боем. А ты – недостойна…
Рыжий еще что-то почти кричал, в запале не слыша сам себя. А уж тихо прорычавшую из сумки Вильду – и подавно.
– Ну я щас этому мелкому засранцу покажу, кто тут боевой маг, а кто недостоин!
Моя рука как раз придерживала кожаную торбу за пухлый бок, когда я ощутила, как сила Смерти буквально рванула в ладонь. Дар призрачной захлестнул меня. Пальцы дернулись вверх. Со стороны жест выглядел, словно я желаю ударить. Да почти так оно и было: магия буквально рвалась наружу, закручиваясь в причудливые узоры. Они чем-то отдаленно напоминали матрицы, которые мы только что разбирали на лекции, только плетение было в разы сложнее, и… неимоверным усилием воли я остановила ее в последний момент. Вдруг вспомнила, что стало с кабинетом ректора и самим главой академии. А он ведь – мужик опытный, успел выставить щиты. Этого же, с прищемленной, точно дверью, мужской гордостью, я просто размажу по стенке слоем в нанометр. И… испугалась.
А вот рыжий, увидевший мою ладонь с выжигающим своей яркостью мертво-синим светом, вдруг растерял весь свой пыл.
– Чтобы у тебя насчет моего дара мозги встали на место, тебя самого нужно уложить в гроб? – прошипела я не столько от злости, сколько от напряжения. Удержать взбешенную Смерть оказалось задачкой не из легких.
Ранских потрясенно выдохнул, ничего не ответив. Что ж, я его могла понять: у меня самой от концентрации в воздухе убийственной магии волосы начали подниматься и парить темным облаком вокруг головы, как и рыжие лохмы у адепта.
Сила Вильды внутри меня неистовствовала. Она требовала как минимум крови врагов, как максимум – кучек пепла, оставшихся от них. Но мне, пусть и не сразу, удалось загнать магию обратно.
Ба обиделась. Почти смертельно. Я это чувствовала, но времени выяснять отношения еще и с ней не было. Тут бы с одним патлатым огненным разобраться.
– Убедился? – зло сплюнула я, чувствуя: собственных сил не осталось. Нисколько. И стояла я сейчас скорее не на ногах, а на своем мнении. Ну и на чистом упрямстве, из которого хотела-таки уесть одного типа. Ибо он бесил неимоверно.
– Допустим, – нехотя выдохнул Ранских, у которого едва угасла моя магия, вновь проснулась наглость.
– И какого, «допустим», ты пытался унизить, даже не узнав человека? – делая шаг вперед, процедила я. – К слову, у тебя это получилось. У тебя получилось унизить. Только не меня, а себя. А сейчас и вовсе повел себя, как сопливый малец, а не как мужчина.
– Я мужчина! – стиснув зубы, выпалил Ранских и тряхнул облаком своей рыжины. То заколыхалось. Кажется, в нем, как в туче, даже проскочил разряд. Жаль, не озарил эту дурную голову дельной мыслью.
– Нет, – припечатала я категорично. – Настоящий мужик в этом случае сказал бы: «Да, я провоцировал, виноват, покоюсь с миром», – и вышел бы после этого в окно…
Повисла пауза, тягучая, как капля холодного киселя, и такая же скользкая. Рыжий негодовал, но все же дурь, в смысле спесивая гордость, приумолкла, и он выдавил из себя:
– Бросвир, прости, я провоцировал, виноват, – и, выдав это куда быстрее, добавил: – Но про «покойся» не дождешься. А в окно – тем более. Мы на третьем этаже.
Надо же, а мозги у этого боевика не совсем отбитые… Но я, выслушав его извинение, все же профилактически клацнула зубами рядом с его носом.
Ранских на рефлексе (быстро учится парень) отшатнулся, выругался сквозь зубы и, развернувшись, шустро потопал прочь, что-то тихо говоря про сумасшедших адепток.
Я же смотрела, как периодически плечи парня вздрагивают, и подумала: демонстрация силы – это, конечно, хорошо, но укус запоминается на дольше. А еще откуда-то появилась уверенность: этот больше в спину не ударит. И это хорошо. Плохо, что в группе еще около трех десятков сокурсников, которые, похоже, примерно такого же мнения обо мне, что и Ранских.
Только когда всклокоченный рыжий скрылся, повернув в сторону лестницы, я выдохнула и почувствовала: если срочно не присяду, то прилягу. Причем на пол и сразу в обморок.
На деревянных ногах, держась за стену, дошла до ближайшего подоконника, и забралась на него с ногами, прислонившись спиной к откосу, и прижала голову к каменной кладке, посмотрев в окно.
Солнце было еще высоко, но уже не то – не летнее, не жадное до дня, а тихое. Будто золотая монета, побывавшая не в одних руках, которую кто-то не спеша катит по краю неба.
Тени, хоть и прозрачные, будто нарисованные разбавленной тушью, стали длиннее. Они тянулись от каждого куста, от каждой травинки, и, кажется, будто сама земля медленно выдыхает их – влажные, прохладные. Золотились еще густые кроны кленов, лип, вязов… А в куполе яркой осенней листвы, среди переплетений ветвей я вновь увидела его. Ворона.
Он пристально буравил меня своим взглядом. А когда понял, что и я на него смотрю, перебирая лапами, отвернулся, оттолкнулся
