Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Он протянул ей мешочек. Элли взяла его. Травы пахли землёй, кореньями и чем-то горьковатым, но достаточно приятным.

– А Лео? – спросила она.

– С Лео всё будет в порядке. Его сигнатура сейчас тише, чем когда-либо. Пирог… он сделал своё дело. – В его голосе снова послышались нотки того самого, редкого уважения. – Ты сделала то, на что немногие способны. Отдала часть себя, чтобы помочь другому. Это… это настоящая сила, Элинор. Не та, что они ищут. Та, что они никогда не поймут.

Он назвал её по имени. Впервые. Не «пекарша», не «вы». Элинор. Звучало непривычно, но… правильно.

Каэл направился к двери, чтобы уйти своей тропой, но на пороге остановился.

– Я буду рядом. Ты меня не увидишь. Но я буду следить. Если что… – он не договорил, но она поняла.

– Спасибо, Каэл, – сказала она, и в этот раз это было не просто вежливостью.

Он кивнул – коротко, резко – и вышел в ночь, бесшумно закрыв за собой дверь.

Элли осталась сидеть за столом, держа в руках мешочек с травами. Пекарня снова погрузилась в тишину, но теперь она была другой. Она была наполнена историей, доверием, обретённой связью.

Она встала, заварила себе чай по его рецепту – горький, но согревающий душу – и отрезала большой ломоть хлеба с мёдом. Элли ела медленно, чувствуя, как сила понемногу возвращается в её тело.

Она думала об истории Каэла. О его боли. О его побеге. И она понимала, что её собственная борьба, её страх – это лишь часть чего-то большего. Часть истории, которая началась давно и в которой она теперь играла свою роль.

Элли допила чай, потушила лампу и поднялась к себе. Перед сном она выглянула в окно. Улица была пуста. Никаких серых плащей. Но где-то там, в тёмном лесу, заснеженных полях, в самом Веридиане, за её домом теперь следили другие глаза. Дружеские. И это знание согревало её лучше любого одеяла.

Она легла в кровать и почти сразу уснула – глубоким, спокойным сном, без сновидений. Впервые за долгое время Элли не чувствовала себя одинокой. В темноте, снаружи, стоял страж. И его молчаливое присутствие было самым надёжным оберегом.

Глава 12. Магия сообщества

Утро, наступившее после исповеди Каэла, было хрустальным и звенящим. Мороз выбелил крыши и лужицы, превратив их в матовое стекло, и воздух колол лёгкие острой, обжигающей свежестью. Элли проснулась с ощущением, что её сон был глубоким и целительным, как травяные настои Мэйбл. Усталость ещё дремала в мышцах, но уже не властно, а покорно, отступая перед возвращающимися силами.

Она спустилась в пекарню, и первое, что сделала, – вдохнула полной грудью. Воздух пах привычно – тестом, древесиной, тлением. Но был в нём и новый, едва уловимый оттенок. Не запах, а скорее ощущение – как после грозы, когда мир вымыт и наполнен отрицательными частицами. Ощущение чистоты и… лёгкой уязвимости.

Элли растопила печь, замесила тесто, расставила противни – всё это на автомате, пока сознание её всё ещё переваривало вчерашнюю ночь. Слова Каэла, его боль, его доверие… они грели её изнутри сильнее, чем жар печи. Элли чувствовала себя не просто пекаршей, прячущей беглеца. Она чувствовала себя частью чего-то большего. Звеном в цепи, которая тянулась из прошлого через Агату к ней и теперь – к Лео и Каэлу.

Первой, как всегда, примчалась Мэйбл. Но на этот раз она не влетела вихрем, а вошла степенно, с озабоченным видом опытного полевого командира, оценивающего позиции после ночной перестрелки.

– Ну что, солнышко? – спросила она, снимая варежки и растирая замёрзшие пальцы. – Отходишь потихоньку? Выглядишь получше, чем вчера. А то была белая, как мои волосы.

– Всё хорошо, Мэйбл, – улыбнулась Элли, наливая ей чашку чая. – Просто… сильно устала вчера.

– Сильно устала, – передразнила её травница, хитро прищурившись. – Это у тебя не усталость, это опустошение магическое. Чувствуется за версту. – Она сделала глоток чая и удовлетворённо крякнула. – Но ничего, жилка у тебя крепкая, агатинская. Восстановишься. Только вот… – она понизила голос, – воздух сегодня какой-то тяжёлый. Чувствуешь? Как перед грозой. Только гроза эта не с неба.

Элли насторожилась. Она тоже чувствовала эту странную напряжённость, но списывала её на собственную истощённость.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – честно призналась Мэйбл. – Но нутром чую – эти стервятники что-то затеяли. Сидят слишком тихо. А когда хищник сидит тихо – он либо спит, либо целится. – Она допила чай и поставила кружку с решительным стуком. – Ладно, мне пора. Решила я сегодня свои самые сильные, самые светлые саженцы рассадить у крыльца. Пусть растут, радуют глаз. А то слишком всё серо стало вокруг.

И она ушла, оставив Элли с неясным чувством тревоги.

Предчувствие Мэйбл оказалось вещим.

К полудню Элли начала замечать неладное. Сначала это были мелочи. Цветы на подоконнике – выносливая герань, что цвела круглый год, – вдруг поникли, сбросив несколько листьев. Тесто, обычно послушное и эластичное, сегодня стало капризным, липким, плохо поднималось. Даже пламя в печи горело как-то вяло, без привычного весёлого потрескивания, и хлеб подрумянивался медленнее, оставаясь внутри чуть влажным и сыроватым.

Воздух в пекарне стал тяжёлым, спёртым. Он по-прежнему пах хлебом, но этот запах был приглушённым, припылённым, будто его накрыли влажным одеялом. Элли чувствовала, как на её плечи ложится необъяснимая усталость, а на сердце – тоскливая тяжесть. Даже мысли текли медленнее, обретая тревожный, негативный оттенок.

Она поднялась на чердак проведать Лео. Мальчик сидел, съёжившись, и его лицо было омрачено прежним страхом. Казалось, благотворное действие пирога испарилось, смытое этой новой, невидимой волной подавленности.

– Здесь что-то не так, – прошептала она, спускаясь вниз и оглядывая свою пекарню с растущей паникой. – Что-то не так.

И тогда её взгляд упал на угол у задней двери. Там, в самом тёмном месте, где стена соприкасалась с полом, она увидела это. Слабый, едва заметный сероватый налёт. Он напоминал плесень, но был тоньше, прозрачнее, и, присмотревшись, Элли показалось, что он… шевелится. Медленно, почти незаметно ползёт вверх по стене, оставляя за собой тленную, увядающую ауру.

Ледяной ужас сковал её. Элли поняла. Это было заклятие. Не грубое, разрушительное, а тихое, подлое. Заклятие увядания. Оно не ломало