Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Она начала дышать глубоко и ровно, как учил Каэл Лео. Элли представляла, как из её груди, из самого её сердца, исходит золотистый, тёплый свет. Он проходил через её руки, через каменную кладку печи и наполнял пирог. Она не думала ни о чём, кроме Лео. Она представляла его улыбающимся, спокойным, спящим глубоким, безмятежным сном. Она посылала ему мысленные образы безопасности: уютное одеяло, тёплые руки, надёжную крышу над головой.

Это было невероятно тяжело. С каждой минутой она чувствовала, как из неё уходят силы. Её голова стала тяжёлой, в висках застучало. Её собственные страхи и тревоги, которые она пыталась изгнать, поднимались на поверхность, требуя внимания. Ей приходилось с огромным усилием воли снова и снова возвращаться к образу спокойствия, к свету.

Она не знала, сколько прошло времени. Минуты сливались в часы. Пот со лба капал на пол. Руки дрожали от усилия и жара печи. Она была на грани истощения, чувствуя, что вот-вот сорвётся, что её собственного «тепла» не хватит.

И в этот момент дверь пекарни тихо открылась. Вошла Мэйбл. Она что-то хотела сказать, но, увидев Элли, сидящую в позе медитации перед печью, с напряжённым, бледным лицом, резко замолчала. Она постояла секунду, поняв всё без слов, затем кивнула и так же тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

Прошло ещё немного времени. Элли уже почти не могла концентрироваться, её сознание затуманивалось. И вдруг… сверху перестали доноситься всхлипывания. Наступила тишина. Не пустая, а глубокая, мирная, насыщенная тишина.

Элли открыла глаза. Она интуитивно поняла – пирог готов.

Она накрыла руки прихваткой и открыла дверцу печи. Оттуда вырвалась волна невероятного аромата. Это был не просто запах выпечки. Это был запах… умиротворения. Тёплого летнего утра, хвойного леса после дождя, свежего сена и чего-то ещё, неуловимого и прекрасного. Пирог был идеально румяным, ягодки на нём блестели, как драгоценные камни.

Элли вынула его и поставила на стол. Руки её тряслись, ноги подкашивались. Она чувствовала себя абсолютно опустошённой, как выжатый лимон. Но на смену усталости пришло странное, лёгкое чувство – не радости, а глубокого, безмятежного покоя. Того самого покоя, который она вложила в пирог.

Она отрезала большой кусок, ещё тёплый, положила его на тарелку и налила кружку молока. С трудом донесла до чердака.

Лео сидел на своём тюфяке. Он не спал. Но он не плакал и не раскачивался. Он просто сидел, смотря перед собой, и его дыхание было ровным и спокойным. Его глаза, когда он поднял их на Элли, были ясными, без намёка на недавнюю панику.

Она поставила тарелку перед ним. Он посмотрел на пирог, потом на неё, и в его взгляде читалась благодарность. Он взял кусок, откусил и медленно прожевал. Потом улыбнулся – слабой, но настоящей улыбкой. И принялся есть с аппетитом, которого она не видела у него казалось никогда.

Элли опустилась на пол рядом, прислонившись спиной к стене, и смотрела, как он ест. Она не чувствовала больше ни страха, ни тревоги. Только глубочайшую, всепоглощающую усталость и тихое, безразличное удовлетворение.

Он доел, допил молоко и посмотрел на неё. Затем он сделал несколько жестов, которые она уже начала понимать: «Спасибо. Хорошо. Тихо».

Она кивнула, слишком уставшая, чтобы говорить. Он лёг и почти сразу же заснул – не беспокойным, а глубоким, исцеляющим сном.

Элли кое-как спустилась вниз, дошла до своей комнаты и рухнула на кровать, не раздеваясь. Сон накрыл её мгновенно, как тёплое, тяжёлое одеяло.

Она проспала до самого вечера. Когда проснулась, за окном уже темнело. Она лежала и прислушивалась к ощущениям. Тело ломило, как после тяжёлой физической работы, голова была пустой и ясной. Но где-то глубоко внутри, в самой её сердцевине, теперь жило новое знание. Знание о своей силе. О том, что её дар – это не просто приятное дополнение к выпечке. Это инструмент. Мощный, требующий огромной отдачи, но реальный.

Она подошла к окну. Напротив, в привычной тени, стоял серый плащ. Но сегодня его неподвижность не пугала её. Она смотрела на него почти с жалостью. Они искали силу, которую можно взять, контролировать, использовать. А она только что потратила свою силу – всю, без остатка – чтобы подарить покой одному испуганному ребёнку. И в этом акте самоотдачи она почувствовала себя сильнее, чем когда-либо прежде.

Элли спустилась в пекарню. Остатки пирога лежали на столе, издавая лёгкий, успокаивающий аромат. Она отломила маленький кусочек и съела. На вкус он был… миром. Вкусом тишины после бури, уверенности после сомнений, дома после долгой дороги.

Она поняла, что прошла испытание. Не рецептом – собой. И выдержала его.

Глава 11: Признание в темноте

Элли проснулась от того, что кто-то назвал её имя. Голос был низким, знакомым, и звучал не во сне, а где-то внизу, в реальности. Она лежала неподвижно, прислушиваясь, всё ещё находясь во власти глубокой, восстанавливающей усталости, что сковывала её тело тяжёлыми свинцовыми одеждами.

– Элинор.

Да, это был он. Каэл. И он звал её не с обычной угрюмой сдержанностью, а с оттенком… тревоги? Нет, скорее, настойчивой озабоченности.

Она с трудом поднялась с кровати. Голова была тяжёлой и ватной, мышцы ныли, как после долгой работы в поле. Она накинула на плечи платок и, держась за перила, спустилась вниз.

Пекарня была погружена в глубокие сумерки. Единственный источник света – тусклое пламя масляной лампы на столе, отбрасывающее длинные, пляшущие тени на стены. В этих тенях, у двери, стоял Каэл. Он был без плаща, его волосы были растрёпаны, а на лице застыло незнакомое ей выражение – не привычная суровая замкнутость, а что-то более открытое, уязвимое.

– Вы… – начала она, но голос её сорвался на хриплый шёпот.

– Я зашёл проведать мальчика, – быстро сказал он, избегая её взгляда. – Услышал, что… что что-то не так. Днём. А потом увидел, что Мэйбл выходила отсюда с таким видом, будто на похоронах была. И свет в окне не зажигался до самого вечера.

Элли молча кивнула, подходя к столу и опускаясь на табурет. Её руки всё ещё дрожали от истощения.

– Я… испекла пирог. Особенный. Для Лео.

– Я чувствую, – тихо произнёс он. Его ноздри слегка расширились, вдыхая остаточный аромат, всё ещё витавший в воздухе. – Здесь пахнет… потраченной силой. Выгоранием. Вы отдали слишком много.

Это было не упрёком. В его голосе звучало… понимание. Почти сочувствие.

–