Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Лео тоже изменился. Подавленность, навеянная заклятием, рассеялась, и на смену ей пришла осторожная, но настоящая уверенность. Он больше не забивался в угол при каждом шорохе. Он начал осваивать своё маленькое пространство на чердаке – аккуратно заправлял постель, расставлял по полочке немногие свои пожитки: деревянную птицу, подаренную Каэлом, несколько гладких камешков, кружку для воды. Он даже пытался жестами что-то рассказывать Элли – о птицах за окном, о вкусе еды, о снах.

Именно в это утро, когда Элли поднялась к нему с завтраком – овсянкой с мёдом и новым, экспериментальным печеньем с орехами и цедрой апельсина для бодрости, – он сделал нечто неожиданное.

Мальчик не сразу принялся за еду. Он сидел на своём тюфяке, его лицо было серьёзным и сосредоточенным. Затем он медленно, почти торжественно, вытащил из-под подушки тот самый, всегда находившийся при нём, обгоревший свиток. Лео долго смотрел на него, словно взвешивая что-то в уме, перебирая пальцами обугленные края пергамента. Потом, сделав глубокий вдох, он протянул его Элли.

Элли замерла с тарелкой в руках. Это был жест огромного, абсолютного доверия. Свиток был его последней тайной, его самым драгоценным секретом. И Лео добровольно отдавал его ей.

Она медленно поставила тарелку на пол и взяла свиток. Пергамент был шершавым на ощупь, испещрённым мелкими трещинами. Он пах дымом, старой кожей и чем-то ещё – металлическим, неприятным. Элли развернула его с предельной осторожностью, боясь, что он рассыплется в прах.

То, что она увидела, заставило её шумно выдохнуть.

Это не было заклинанием. Во всяком случае, не в том смысле, как она их понимала – с витиеватыми буквами, магическими формулами, призывами к силам.

Перед ней был чертёж. Искусный, подробный, выполненный тонкими, точными линиями тушью. Он изображал нечто, напоминающее странный, сложный механизм или инструмент. Были видны шестерни, поршни, стеклянные колбы, соединённые лабиринтом трубок. В центре конструкции располагалось нечто вроде кресла с ремнями для фиксации, а от него расходились провода к большому, похожему на аккумулятор, цилиндру, испещрённому рунами.

Но самое ужасное были не детали механизма. А короткие комментарии, сделанные на полях тем же мелким, безжалостным почерком.

«Источник, – было написано у кресла. – Носитель. Фиксация обязательна во избежание потерь при экстракции».

«Проводники магической эссенции, – у трубок. – Сплав серебра и черного железа для минимизации сопротивления».

«Накопитель, – у цилиндра. – Стабилизация извлечённой силы перед переносом».

И самое чудовищное, внизу, под всем чертежом: «Протокол извлечения. Максимальная эффективность достигается при жизни источника. Посмертная экстракция даёт не более 40% от потенциала».

Элли смотрела на эти строки, и у неё холодели руки, а в животе поднималась тошнота. Это не было заклинанием. Это было инструкцией по пыткам. По выкачиванию жизни, магии, самой души из человека. Из ребёнка.

Теперь она понимала всё. Понимала, почему Лео так боялся. Почему на его руке было клеймо. Он был не просто беглецом. Он был «источником». «Носителем». Живой батарейкой для этого… этого ужасающего устройства.

Она подняла глаза на Лео. Он смотрел на неё, и в его глазах стоял немой вопрос и надежда – надежда на то, что она поймёт. Что она не отвернётся.

– Лео… – прошептала она, и голос её дрогнул. – Это… это то, что они хотели с тобой сделать?

Он энергично кивнул, и его глаза наполнились слезами. Он сделал несколько быстрых жестов, показывая на себя, потом на чертёж, потом изобразил, как что-то вырывается из его груди, а сам он падает без сил.

Элли отшатнулась, прижимая свиток к груди. Ей было физически плохо. Теперь слова Каэла об «источнике», о «топливе» обрели новый, чудовищный смысл. Это было не метафорой. Это стало реальностью.

Ей нужно было показать это Каэлу. Немедленно.

Она аккуратно свернула свиток, жестом поблагодарила Лео за доверие и, стараясь не бежать, спустилась вниз. Она чувствовала, как свиток жжёт ей руки, словно он был раскалённым углём, а не куском старого пергамента.

Элли не могла просто пойти к нему. Серые плащи следили. Но она должна была предупредить Каэла, передать информацию.

И тут её осенило. Она вспомнила про Седрика. Его лавка была идеальным местом для встреч и передачи сообщений под видом обычных покупок.

– Присмотри за пекарней, – бросила она Мурке, которая, как всегда, дремала на прилавке, и, накинув платок, вышла на улицу, зажав свиток в кармане.

Воздух снаружи был холодным и колким, но он не смог освежить её разгорячённое тревогой лицо. Она шла быстро, не оглядываясь, чувствуя, как свиток отягощает каждый её шаг.

Лавка Седрика, как всегда, пахла пылью, старой бумагой и тайнами. Сам антиквар возился где-то в глубине, разбирая груду старых рам для картин.

– О, сиятельная создательница булочных чудес! – провозгласил он, увидев её. – Какими судьбами? Ищете ли вы древний фолиант с кулинарными рецептами погибшей цивилизации? Или…

– Каэл, – прервала его Элли, понизив голос до шёпота. – Мне нужно, чтобы он пришёл. Срочно. Как можно незаметнее.

Выражение лица Седрика мгновенно сменилось с театрального на серьёзное. Он кивнул, мгновенно поняв всё без лишних слов.

– Конечно. У меня как раз есть кое-что для него. Старая карта… охотничьих троп. Он просил посмотреть. Я отправлю ему сигнал. – Он подмигнул и скрылся за стеллажом, откуда послышался лёгкий звон колокольчика – не того, что над дверью, а другого, с более низким, бархатистым тембром.

Элли поблагодарила его взглядом и, сделав вид, что рассматривает старый глобус, стала ждать.

Каэл появился быстро – не из леса, а из потайной двери в задней части лавки, завешанной гобеленом. Он был настороже, его глаза сразу же нашли Элли.

– Что случилось? – тихо спросил он, подходя.

Не говоря ни слова, Элли протянула ему свиток. Он взял его, развернул, и его лицо стало каменным. Он пробежал глазами чертёж, комментарии, и Элли увидела, как по его скулам пробежала судорога, а глаза сузились до щелочек, в которых вспыхнул холодный, смертельный гнев.

– Где ты это взяла? – его голос был низким и опасным, как рычание.

– Лео дал, – прошептала Элли. – Он… он доверил мне.

Каэл снова уставился на чертёж, его пальцы сжали пергамент так, что тот затрещал по швам.

– Я знал, что они не остановятся, – прошипел он. – Но такое… Я думал, они просто ловят и… перевоспитывают. А это… это машина. Конвейер по переработке сигнатур.

– Что это такое? – спросила Элли, уже зная ответ, но нуждаясь в его подтверждении.

– Это