Эсперанса - Наталья Шемет
А Василь вдруг посмотрел на Любомиру, на дом Трофима да Марьяны, приворотное зелье свои чары и потеряло. И в голове прояснилось — что ж он делает то?!
В хате горящей уже и вопли стихли. Ринулся Василь голыми руками поленья откидывать, завыл дико, руки обжегши. Снова кинулся, да оттащили его мужики от пожарища…
Белым-бела стояла Любомира, пустыми и уже сухими глазами на дом пылающий смотрела.
А тут и крылья огромные захлопали.
Прилетел змей, перед Любомирой приземлился, пасть страшную оскалил.
Мужики только того и ждали, на змея пошли — да не брали шкуру толстую ни заточенные колья, ни ножи, ни топоры. Ничего не брало.
Огрызался, змей, рычал, пугал, да ни одного деревенского не поранил — отпихивал, отталкивал, да не трогал, не увечил. Сами друг друга покалечили-поранились, гурьбой на тварь окаянную набрасываясь. А от вида да крови запаха еще больше зверели.
Ни слова не проронила больше Любомира, к дереву привязанная, ни звука. С побоища глаз не сводила. Только слезы потекли, на змея на своего глядя.
Василь же образумить хотел мужиков-то, да сам пострадал, сильно ему досталось. А когда очнулся, к бывшей невесте подполз да отвязал ее, освободил несчастную. Шатаясь, двинулась Любомира прямо к змею. Позвала, руки протянула. Обернулся он, на любушку на свою посмотрел.
Стася же нож заговоренный достала, да в этот момент в сердце змея и вонзила. Змей на Стаську удивленно взглянул, да на рану, из которой кровь черная рекой хлынула. А потом лапы когтистые к Любомире протянул и, ей в глаза глядя, на землю осел.
Страшно закричала Любомира да замертво и упала, разорвалось сердце девичье. Прямо на мертвого змея на своего и рухнула, только руки скользнули по обе стороны от страшного тела, словно обнимая в последний раз любимого.
Тут и травница-знахарка появилась, на змея с Любомирой посмотрела, да на Стасю безумную:
— Не вышло у тебя, Стаська. Все одно они вместе останутся, хоть и не здесь. А тебе прощения нет. Как и мне за ворожбу мою. Да только нам обеим вовек не расплатиться, ни на этом свете, ни на том.
В этот миг шум послышался — никак еще змей летит? Нет, это озеро из берегов вышло, да деревню захлестнуло. А с черными водами и девы озерные явились.
Дико визжали русалки, на куски разрывая всех — и тех, кто участвовал в страшном деянии, и тех, кто невиновен был. Вой людской до самого неба поднимался. Стасю схватили девицы хвостатые, за космы поволокли, зубами острыми в тело грешное вгрызались, сжирая заживо. Пламя от дома Марьяны да Трофима на другие хаты перекинулось, а когда огонь с водой сошлись, зрелище невиданное открылось — горела вода и лилось ручьем пламя. Орали русалки, кричали, волю почуяв. Да только в вопле нечеловеческом тоска смертная слышалась — любили русалки змея-то, любили и мстили за него людям неразумным, которые сами заступника убили, а зло на свободу выпустили.
А от того, что с голоду слишком много мяса человечьего наелись, большая часть русалок тут и передохла.
…Рухнули дома в потоки черные. И водой покрылось все.
А когда ушла вода, спала, ничего не осталось на этом месте. Ни хат, ни тел людских, ни змея мертвого с любимой своей. Все огонь да вода забрали.
Один Василь уцелел. То ли потому что в содеянном раскаялся, то ли по какой другой причине — неведомо. Да только выбросило его волной на пригорок. Там и очнулся.
Говорят, через некоторое время в соседней деревне появился мужик седой с опаленной кожей да с глазами молодыми. А руки, как у старца древнего, трясутся. Страшные вещи рассказывал — про змеев, которые девиц человеческих в жены берут, про русалок, что людей заживо сжирают, косточки обгладывают.
С тех самых пор Черное озеро люди стороной обходят. Воды там мутные, кровью пахнут. Говорят, водятся там еще и русалки, да не беснуют сильно — плачут больше. Да так жалобно, что топиться хочется. В округе же ни птица гнезда не вьет, ни зверье не селится. Только лес стеной стоит.
А в полнолуние призраки возле озера бродят, на два голоса друг друга любым да любушкой называют. Ласково так, нежно. Милуются. И ветер ниоткуда поднимается.
Говорят, ежели случилось что, вопрос ли какой неразрешимый или беда большая приключилась, да что делать неведомо — то путь твой на Черное озеро лежит. Приходи да оставайся.
Коли выйдет к тебе парень черноволосый, у которого глаза сталью да зеленью отливают, быть тебе удачливому, все беды уйдут, напасти минуют. Все обойдется да наладится.
Коли змей страшный, четырехлапый да с крыльями серебристыми покажется — богатому быть, нужды не знать. Коли девица-красавица — счастье в любви ожидает, потомство здоровое, род твой продолжится, да радости прибудет.
Помогают змей да Любомира тем, кто с чистой душой на Черное озеро приходит. Как ведьма сказывала, не расстались они — по сей день вместе.
А уж коли Стаська безумная примерещится — значит, грешный ты, черная душа твоя, как вода в том озере. Радуйся, если живым уйдешь, да зло, тобой совершенное, постарайся добрыми делами искупить. Ну, а коли ты совсем плохой человек — русалки утащат да заживо сожрут.
Так легенда сказывает.
Не верите? Отправляйтесь на Черное озеро. Сами узнаете…
Песок на нашей коже, или Откуда взялся жемчуг
Почти полинезийская легенда,
которой, может, никогда и не было
…Море тихонько рассказывает что-то. Волны шепчут — нежно так… И больше ничего вокруг, ничего и никого. Небо глубокое, звездное, кажется, если отвлечься друг от друга, можно пересчитать песчинки на берегу. Интересно, сколько их?… В такие моменты мы с тобой как все…
Песок под пальцами. Песок на влажной коже — мокрой от воды и капелек пота.
Песок на твоей и на моей коже.
Хочется просто смотреть на тебя — долго, долго… Смотреть — не насмотреться, но это же невозможная пытка. Я, положив ладошки тебе на грудь, губами касаюсь щеки — скользнуть — замереть, на секунду прижавшись к губам. Знаю, чувствую — улыбаешься. Ждешь… Сама стараясь не улыбаться, провожу по твоим губам дрожащим язычком. Вот уже ты целуешь меня — глубоко, словно пьешь. Есть только твои руки, обнимающие, ласкающие обнаженную спину, проводящие пальцами к шее, до линии волос, и мурашки рассыпаются по коже, до дрожи — от
