Эсперанса - Наталья Шемет
От змея пахло квасом и медом, и дымом, и чуть-чуть сырой землицей, да еще чем-то острым, пряным. А губы на вкус были как земляника лесная. Зарывшись руками в волосы смоляные, целовалась среди леса красна девица со змеем, а неподалеку, в Черном озере, плескались, шептали-перешептывались да играли русалки.
С тех пор Любомиру и не видал никто.
Мрачнее тучи ходил Василь. Пить начал. К Марьяне да Трофиму заявился, грозился хату поджечь. Думал, они дочку спрятали. Так не добился ничего — Марьяна сама от горя почернела. Оно ж заметно было.
А Стася маялась-маялась, проклиная Любомиру исчезнувшую, да решила снова за Василем приударить. Второй раз к травнице пошла. Случай улучила да поднесла парню чашу вина пьяную с зельем намешанную, что знахарка из ее крови приготовила.
Не успело еще солнце закатиться, как получила Стаська что хотела. Только не так, как мечталось.
Побил после Василь ее крепко.
Но от себя не отпустил — в хату привел, хоть и не женился. Так и жили. Поколачивал часто, переменился совсем. Недобрым стал, да и пил все время. Не было счастья Стаське с Василем, да и быть не могло, коли оно на крови да на привороте замешано. Стася опять по мужикам ходить начала, утешения искать. Василь прознал про это да так научил бабу уму-разуму, так отходил — долго отлеживалась. Как полегчало — к знахарке снова побежала.
Та только посмеялась недобро.
— Предупреждала же, — говорит, — предупреждала, добром не кончится. Что, створожить хочешь?
— Нет, — стиснув зубы, отвечала Стася. — Любомире отомстить. Знаю, живет она где-то со змеем со своим, милуется!
— Не виновата она в твоих бедах, — знахарка отвечала. — А про змея ты, девка, молчала бы — мой тебе совет.
— Она одна во всем виновата, виновата, что змей мне не достался. А Василь меня со свету сживает! Жизни нету! Убить хочу змея ее.
— Ну как знаешь. Но помнишь? Что кровью начнется, то ею и закончится.
— Боишься никак? — усмехнулась Стася.
— Нет, не боюсь, — покачала головой старая ведьма. — Давно на этом свете живу. Мне и помирать-то скоро. Так что дашь?
— Что хочешь, бери! Крови надо? Всю забери! — горячо отвечала Стаська.
— Нет, твоей не надо. Твоя не поможет. Ты через шесть месяцев приходи. Там и поглядим.
Разозлилась Стася, вылетела из избы. Шесть месяцев ждать?! Да потом поняла, что ребеночка ждет. Не от Василя только… Ох, смертным боем лупил ее мужик. Понял, что не его дитя носит под сердцем Стаська-то. Не выдержала та, за жизнь за свою испугалась да и рассказала Василю все про змея-то. Не поверил он поначалу, снова дуру-бабу отлупил. А потом засомневался. Вдвоем к знахарке отправились, она-то и показала им в зеркале зачарованном хоромы змеевы. И Любомиру, со своим ненаглядным милующуюся.
Словно бес какой в Василя вселился. Ночь пил, день пил, еще ночь пил, а наутро к Стаське пришел, говорит — знаю, мол, отомстить хочешь. И я хочу. За жизни наши неудалые — да и змея выловить надо, нечего ему всю округу тиранить.
В озере-то снова баба утопилась.
Шесть месяцев пролетели, как один день. Тяжко было Стасе, совсем тяжко дитя носить. Отправилась она к знахарке в назначенный срок и родила ребеночка недоношенного, да помер он. А из его кости да крови лезвие ведьма для ножа сделала — заговорила, что крепче стали оно стало. Стасе в руку вложила и сказала:
— Вот этим змея ты и убьешь. Только этот нож, ненавистью закаленный, шкуру его проткнет да в самое сердце вонзится. Если силы у тебя будут.
— Будут, — отвечала Стася да смехом безумным засмеялась.
А Любомира и верно, жила да не тужила со змеем своим. Была у него под землей хата — не хата, дом — не дом, дворец — не дворец, но хоромы богатые. Любил девицу змей, на руках носил, насмотреться не мог. Любушкой своей да Любомирушкой называл, от всего ограждал. Да и она не могла наглядеться на милого своего да на родненького. Больше жизни любила. Не жалела, что деревню покинула.
Только по матери скучала.
Порой улетал змей да наказывал — не ходи в деревню. Придумаем, как с матушкой тебе свидеться.
Не выдержала однажды Любомира, заскучала одна да к матери с отцом и отправилась. Хоть одним глазком на родных посмотреть!
Тут-то и поймал ее Василь, косу на кулак намотал да в деревню волоком поволок.
Вся деревня собралась: ох и охота было посмотреть на жену змееву! Вот кто во всех бедах-то виноват! Теперь только самого змея изловить да убить тварь поганую! Глядишь, и русалки перестанут деревенских донимать, к себе зазывать, глядишь, успокоится озеро-то.
Да только и не в русалках дело было, а в том, что Стася, как безумная, — глаза очумелые, в уголках губ пена застыла, — по хатам бегала, везде про Любомиру рассказывала — что от той все беды. Где скотина захворала или где кормилец ногу сломал да теперь недвижим лежит — все, все это Любомирка со змеем со своим наколдовали!
Озверели деревенские. Разорвать на части хотели Любомиру, да заступилась за нее та же Стаська — не трожьте, говорит. Змей-то ее проклятый сам к нам придет, бабу свою вызволять! Чай, в лесу он хозяин, а тут мы его встретим!
Совсем Стася облик человеческий потеряла, сама на русалку похожа стала, зубы скалит, страшная. Как ведьма прямо.
Привязали Любомиру к дереву посреди деревни-то, да так и оставили.
Стася веревку принесла, сама узлы проверяла, крепки ли, да еще и в лицо пленнице плюнула.
Губы запекшиеся с трудом разомкнув, прошептала девица:
— За что, Стасенька? Никому мы зла не делаем. А он же от русалок вас бережет, только он их и сдерживает. И тебя спас… Что же ты делаешь, за что губишь нас…
— Спас?! — взвыла Стася. — Надругаться надо мной хотел, чести девичьей лишить, а ты, ты — ведьма, ведьма, ведьма!..
Сказала — и сама поверила, от злости да ненависти уж и забыла, как дело было-то.
Плакали отец и мать, в ногах валялись, дочку отпустить просили. А как ночь пришла, освободить хотели. Там их и поймали, в хате заперли. Двери-окна заколотили, да нечаянно кто-то огонь обронил. Вот и занялась хата Марьянина да Трофимова, прямо на глазах у дочери и занялась.
Нечеловечески закричала Любомира, в путах забилась, как бесноватая.
— Ма-а-атушка! Ба-а-атенька!..
— Вот! Вот, смотрите! Говорила
