Эсперанса - Наталья Шемет
Сегодня она уйдет первая. Посмотрит, как сладко спит, положив руку под голову, ему удобно и на песке — как же иначе, он сам — море. И ей всегда уютно с ним рядом. Девушка встала, сделала пару шагов и, не выдержав, вернулась.
Села перед спящим мужчиной на песок, провела рукой по спутанным волосам. Длинные, как у девушки — до пояса. Светлые, цвета небеленого полотна, а когда намокают — как водоросли, темно-зеленые, с рыжеватым отливом.
Нет, не проснулся. Хорошо…
На пальцах песок с его волос… Песок был постоянно, всегда, все время — но не резал, даже если попадал в глаза. Глаза — его глаза цвета штормовой волны, не синие и не черные, темные — ночные… Она любила смотреть в них, погружаясь в немыслимую глубину, вдвойне приятно от того, что знала — ее светлые, прозрачноголубые, ему тоже нравятся.
Только бы не разбудить. Ночь не закончилась, время есть. Он проснется, улыбнется, потянется, обнимет и… она никуда не уйдет.
Девушка заставила себя подняться и двинулась вдоль берега, не оборачиваясь.
* * *
Ее ждали. Договор дороже денег… Денег не было, да и у кого в поселении они есть? Связи с материком зыбкие, как песчаные постройки, что сооружали дети на берегу. Не любят тут пришлых. Терпят, торгуют, но не привечают. Кто-то уплывал, пытаясь наладить жизнь в других местах, но чаще возвращались. Строили дома, семьи создавали. Так и жили. Тут все проще, честнее. Крыша, лодка и семья. Что еще нужно? Поклонялись Морскому духу — попробуй, на Большой земле упомяни — там свои боги.
Морской дух бывал беспощаден — скольких смельчаков забрал! Страшный. И не страшный. Вечный. Он давал жизнь. Море давало и кормило. Морской Дух и его чудовища.
Одна из легенд гласила, что он принимает облик человека, ищет по ночам девушек, забирает в море, и там, в глубине, где светятся отростки у глубоководных рыб, сжирает заживо.
Не верила. Не могло такого быть. Он зла ей не причинил. Только ласку дарил, ракушки приносил дивные, невиданные — она продавала, выменивала. С Большой земли приплывали за чудными ракушками и камушками. Лодки-то у нее не было, пришлось продать, когда родители погибли. Однажды пришлось пару ракушек на берегу оставить — ведь странно, что только она одна их находит. Надо, чтобы и другим попались.
Берегла его, и тайну их берегла, и любовь его… любовь ли?
Теперь пообещала помочь в обмен… им — сокровища, ей — сердце любимого. Кругом обмен — тошно. Только он один не просил ничего. Только ее, а себя она отдавала с радостью.
Остановилась. Последний шаг сделать страшно.
Пятеро молодчиков — отъявленных драчунов и бедокуров, пятеро головорезов. Говорили, что, когда они пропадают, творят нечто страшное на Большой земле. Она не верила. Ведь среди них — Грейв[19], добрый друг, Грейв, почти брат. Убийств в поселении не случалось никогда, она и представить не могла, разве можно лишить жизни просто так? Жизнь и так тяжела и жестока, достаточно гибели людей в море…
— Пеара[20]? Пришла.
Шайн-Перл[21] не любила этот вариант имени. Не понимала, почему называет так. После возвращения из дальних стран стал называть ее «Пеара», и никак иначе.
Прозвище приклеилось, а полное имя было слишком незвучным. Некогда развозить — Шайн-Перл… Хотя ее всегда звали просто «Шайни».
В поселении говорили, когда родилась, особым светом светился горизонт — и люди чурались слишком красивой девочки с сияющей кожей и удивительным цветом волос — бело-серебристым, как створки раковин. Сколько их в детстве приносил Грейв… друг — самый близкий. Почти брат.
Отцу не нравился Грейв. Говорил, кровь у него плохая. Родители у него пришлые, с Большой земли, а почему — не знает никто. Не понимала Шайни разговоров про плохую кровь. Какая разница, вся кровь — красная. Вот только у чудовища ее кровь — морская вода.
— Пеа-а-ра.
Еще раз повторил, как на языке прокатил. Грейв заулыбался так, что сердце зашлось в предчувствии, сжалось, словно под воду провалилась и не выплыть, не вздохнуть, больно, давит.
Тот, другой, звал иначе:
— Шайни…
Как ветер по побережью. Тепло, согревающе, как закатное солнышко.
Теперь тот, другой, приносил ей раковины. Тот, другой, стал для нее всем — другом, братом, любимым. Единственным, ради которого бросала все — и неслась на берег, едва заслышав внутри себя:
— Шайни…
Тот, другой, стал ее первым мужчиной. Она просто умрет, если к ней прикоснется кто-то еще.
Шайни переживала, что Грейв связался с разбойниками — еще до того, как ушел из поселка. Отец повторял — дурная кровь выход требует. Было больно и обидно, что он ушел, когда погибли родители — море забрало их, как забирало многих, но что б сразу двоих — и мать и отца… И Грейв ушел, бросил ее — все бросили!
Но делать было нечего, все старались выжить, и когда пришла пора выбирать мужа, Перл сказала, что Грейв вернется, тогда и решит. Никто не воспротивился — мало кто решился бы связываться с ним да перечить. Решили подождать.
Потом, когда подросла, Море к ней пришел. Красота его затмевала все вокруг, так, что сердце заходилось. Каждое мгновение рядом — впитать в себя, рук не разжимать, объятий не разорвать, прикасаться — губами, щекой, чувствовать — его.
Грейв вернулся на самом деле.
Вернулся не один, а с двумя дружками. Говорили, что если с ними кто повздорит, после пропадает. Пару человек так пропало — следа не нашли. За границей поселения, на берегу, где обустроилась компания головорезов, все время жгли костры. И, хотя большинство жителей предпочитали рыбу, оттуда частенько доносился запах мяса. Сладковатый запах жареного мяса.
А после двое из селенья к ним прибились. Стало их пятеро, главарем Грейв.
Весь в шрамах — без рубашки смотреть страшно, в странных знаках, пол-уха не хватает, на руке — пальцев, Грейв внушал страх. Поговаривали, что со злой силой связан — но Перл не верила. Рассказала ему про своего Духа моря. Все рассказала, как брату. Тому, кто оставался единственным из близких — после матери и отца…
Грейв был милым и ласковым, сказал, что поможет.
