Песнь бездны - Эмма Хамм

принесло запах, которому не положено было находиться в океане. Точнее, не в этой его части. Оскалившись, он смотрел, как тени в отдалении медленно расступились, пропуская две фигуры. Одну он знал так же хорошо, как себя самого, – этот электрический синий цвет, разрывающий темноту моря. Вторая была соединена с ним щупальцем, а ее рыжие волосы казались кроваво-красными в приглушенном свете.

Арджес и Мира.

Дайосу все еще было неловко рядом с ней. Он несколько раз пытался ее убить и был уверен, что она никогда его не простит. Да и не должна была. Его природная жестокость чуть не оборвала ее жизнь, и она имела полное право затаить за это обиду.

Дайоса это устраивало. По крайней мере, пока его считали злодеем, он прикрывал собой других, которые тоже оплошали. Он мог нести на своих широких плечах всю злобу, чтобы другие были прощены.

Это было его дело. И он не собирался ничего менять.

Дайос ждал их, окруженный облаком развевающихся в воде волос. Кивнув кровному брату и чуть наклонив голову в сторону Миры, он показал на камни на песке.

– Я знаю, куда идти.

– Об этом Макетес рассказал еще утром. – Арджес прищурился. – Учитывая, что ты здесь, а женщины опять нет, я так понимаю, появилась новая информация.

Глядя брату в глаза, Дайос надеялся, что тот не заметит в его взгляде лишнего. Он не собирался ничего рассказывать Арджесу, хотя знал, что тот наверняка постарается все из него вытрясти. И, скорее всего, у него получится. Они слишком хорошо друг друга знали, и Арджес всегда замечал, когда Дайос что-то замышлял.

Мира тоже прищурилась, а потом посмотрела на Макетеса.

– Что изменилось?

Макетес, может, и был самым беззаботным в стае, но всегда чуял, когда стоит отойти в сторону. Подняв перед собой перепончатые ладони с растопыренными пальцами, он покачал головой.

– Я тут ни при чем. Задание поручили ему. Я просто наседка.

– Это еще что значит? – прорычал Дайос.

Макетес лишь улыбнулся и пожал плечами:

– Тоже Мирино словечко. Она меня поняла.

– Это значит, что он присматривает за тобой, потому что сам ты за собой смотреть не можешь. Как ребенок, – сказала Мира севшим от раздражения голосом.

Но поведение Макетеса ничем не напоминало вынашивание икры. Да, брат присматривал за ним, чтобы чего не вышло, но на этом его роль заканчивалась.

– Так что изменилось? – продолжила Мира. – Я же вижу, что что-то случилось, но вы оба не хотите об этом рассказывать.

Надо признать, Дайоса впечатлила ее способность видеть их насквозь. Арджес выбрал себе в партнеры ту еще жуткую акулу, но только так она могла вписаться в их ряды. Пусть многие еще сомневались в Мире, большинство Народа Воды признало ее своей. В конце концов, она была парой Арджеса. А они любили Арджеса.

Обнажив зубы в гримасе, которую знал только его брат, Дайос повернулся обратно к камням.

– Есть три входа. К сожалению, ахромо наблюдали за тем, как я ими пользуюсь, а значит, придется действовать очень быстро. Та, за кем вы меня послали, предупредила, что они скоро сольют воду из труб. Закроют весь город на неопределенное время.

Мира подплыла и нахмурилась, глядя на камни.

– Они не могут отрезать весь город от воды, если только, конечно, у них нет где-то огромного пресноводного запаса. Вода необходима людям для жизни.

Он пожал плечами:

– Так она мне сказала.

– Ты говорил с дочкой Генерала? – Арджес подплыл с другой стороны, поднимая плавниками песок. – А почему тогда не схватил, когда была возможность?

Неподалеку раздался приглушенный смех и кашель. Дайос недобро глянул на желтого братца, которому стоило бы знать, что сейчас не время хихикать.

– Да, я говорил с ней.

– Так почему не забрал? Ты же знал, зачем тебя послали.

Их взгляды встретились, и в них мелькнуло что-то, что Дайос не хотел показывать Арджесу. По крайней мере не сейчас. Брат обхватил его хвостом и оттолкнул от остальных.

– Отойдем, – тихо, низким голосом сказал Арджес. – Поговорить надо.

Чего Дайос не ожидал, так это того, что Арджес отдаст Миру Макетесу. Даже она, кажется, удивилась, но быстро отсоединилась от него и взяла за щупальце, предложенное Макетесом. У каждого из Народа Воды имелось такое, хотя никто не знал об их предназначении. У Дайоса тоже было. У всех. Просто часть тела, которой не было объяснения, пока не появилась Мира.

Убедившись, что его пара дышит, Арджес поплыл с Дайосом в сторону Альфы. Они улеглись животом на песок и смотрели, как дышит город, как вспыхивают горячие лазеры, когда рыбы подплывают слишком близко. Братья делали так сотни раз, но после всего, что случилось, им больше не было так легко вместе. И не будет.

– Ты изменился, – сказал Арджес наконец. – Кажется, у тебя появилась цель. И вовсе не та, о которой говорил тебе я.

Дайос снова дернулся и оскалился на ледяное море, прежде чем ответить:

– Я не понимаю, о чем ты.

– Я ведь все вижу по твоему окрасу, ты в курсе? Твое тело принимает решения за тебя, так ведь?

Дайос уже много ночей пытался понять, что с ним происходит. Он почти не спал, пытаясь прогнать прочь свои желания. В конце концов, у него было задание доставить эту девушку Арджесу и Мире. Без вариантов.

Но даже от одной мысли об этом что-то внутри его взбунтовалось. Тело напряглось, содрогнулось, едва он представил, что должен принести девушку домой, где ее тут же у него отберут. Она станет жить в пузыре с Мирой. Он сможет видеть ее каждый день, но не сможет… одному его телу было известно что.

– Никогда не думал, что это случится с тобой, – сказал Арджес, глядя на мерцающие цепочки красных огоньков, вспыхнувшие по всему телу брата. – Из нас всех ты ненавидишь их больше всего.

– У меня больше всего причин их ненавидеть, – ответил Дайос.

– После всего, что ты натворил? Да, пожалуй.

Как объяснить брату, что он все еще слышал тех, кого подвел? Всех, кто погиб из-за ахромо? Его сны были полны огненных сполохов и кровавой воды. Его рука болела при пробуждении – вечное напоминание о том, что, сколько бы он ни заплатил, чтобы искупить свою вину, что бы ни сделал, он все равно привел их на верную гибель.

Дайос моргнул и снова увидел их. Прямо за Арджесом. На этот раз – изящный хвост с продырявленным плавником, медленно проплывающий мимо. Хвост, когда-то принадлежавший кому-то чудесному, даже если они не были знакомы. Каждый из его народа был по-своему особенным, а