Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Смааамит!
– Лжешь!
Архангел сильнее навалился ей на горло. Ужас и ярость бесовки заполнили мир; вот-вот этот черный пузырь лопнет.
– Как твое имя? Первое, истинное имя!
– Ли… Лилит!
Грохот и гул несколько стихли – впервые ей пришлось сказать правду.
– Что ты делаешь?
– Как змея… как дракон… как любое животное вхожу я в дом человека… Я похищаю… сыновей и младенцев, отнимаю женское молоко и навожу на нее вечный сон смерти…
– Какому ангелу ты покоряешься?
– Тебе… архангел Михаил… Тебе, архангел Гавриил… Тебе, Архангел Сихаил!
– Связана и запечатана! – медленно и торжественно прогремели голос под небесами. – Связана Лилит, связана Смамит, связана Гилу, связана Невея. Я заклинаю тебя Престолом Высокого Бога, возвышающегося на херувимах и серафимах, и все воинство небесное восхваляет его, и именем Бога высокого, Возвышающегося Бога, великого, могучего и ужасного, от гнева Его дрожит земля, и горы трепещут от страха, чтобы с этого дня не вредила ты всем, кто знает твои имена, отныне и во веки веков, но удалилась так же, как запад удален от востока. Аминь и Аминь.
Синее море схлопнулось, поглотив всю бесовскую рать.
– Святые же Архангелы вознесошася на небеса. И бысть тишина великая… – услышала Устинья голос, может, свой собственный, а может, ангела Марьицы. – Сам же преподобный Сисиний отиде в пустыню, славя и хваля Господа Бога ныне и присно и вовеки веков. Аминь.
– Аминь, – сказал мужской голос позади нее.
– Аминь, – повторили разом слабые далекие голоса.
Будто схлынула волна: Устинья ощутила, что лишилась поддержки и идет ко дну. К счастью, дно было недалеко – она села на песок, сжимая ладони, чтобы не потерять свои сокровища. Голова кружилась и болела, и не осталось сил даже открыть глаза. Она была так потрясена увиденным – наяву это было или только померещилсь? – что даже не помнила, зачем и ради чего она читала эту древнюю молитву-заклинание.
И где-то очень-очень далеко, продолжая удаляться, так что разум едва улавливал, она услышала усталый голос:
«Сколько же раз я произносил эти заклятья, брат Гавриил?»
И ему ответил другой, еще более тихий и далекий:
«Столько раз, сколько песчинок в Пелагос – море великом, и еще семь раз, брат Михаил…»
Голоса стихли, растаяли в беспредельной дали.
Кто-то сел рядом с ней и сильной рукой обхватил за плечи.
– Вот видишь! – сказал ей в ухо знакомый голос, и в мыслях мелькнули лица архангелов. – Она лгала! Бесовка та лгала, будто ничего не боится. Как ни сильна она, а есть на свете сила посильнее…
– Смотрите, смотрите! – закричали рядом, не дав ему договорить.
– Плывет, смотрите!
– Неистовая сила!
– Лодка!
– Бревно!
– Дерево!
– Гроб! Домовина это!
– Желанныи матушки!
Устинья с усилием раскрыла глаза. Воята встал на ноги и поднял ее; она почти висела на его руках, но тоже вглядывалась в озеро.
В полусотне шагов от берега на мелкой волне покачивалось нечто темное, довольно большое. Одной рукой Устинья протерла глаза.
Так и есть. Это домовина. Здоровенный гроб, вытесанный из расколотого вдоль дубового ствола.
В нем кто-то лежит.
– Вроде… человек!
– Опять та тварь проклятая! Никак ее не избыть!
– Да нет, там мужик какой-то!
У Устиньи прояснилось в глазах – а может, в мыслях. Ясно вспомнился давний сон – теперь казалось, что с тех дней после Купалий миновали годы. Плавающий в озере гроб, а в гробу…
– Демка… – прошептала Устинья, не в силах говорить в полный голос. – Это же он… ты видишь?
– Вижу, – с изумлением выдохнул архангел, на чью руку она опиралась. – И правда… Демка?
Оттолкнувшись от него, Устинья сделала несколько шагов вперед. Ноги ее охватила холодная вода. И вот вода достает ей до груди, а он все так же далеко.
– Да куда же ты! – Кто-то обхватил ее сзади. – Так не достанешь! Пойдем!
Воята тянул Устинью на берег, но она не отводила глаз от плавающего вдалеке гроба. Тогда Воята обхватил ее, с усилием вынул из воды, положил себе на плечо и понес к берегу. Устинья извернулась, чтобы видеть гроб, но сопротивляться у нее не было сил.
– Лодку надо! Вплавь далеко! – гомонили люди у воды.
– У деда Заморы лодка есть!
– И то верно! Парни, давай бегом к деду!
Сбыня и Гордята Малой умчались и вскоре вернулись уже по воде, сидя в челноке, на котором дед Замора рыбачил. Оставив Устинью дядьке, Воята забрался к ним, и они погребли к гробу. Весь берег затаив дыхание наблюдал, как они приближаются. Устинья вновь опустилась на песок, молитвенно сложив руки. Вот сейчас они его догонят. Сейчас они узнают, что такое лежит в домовине – живой человек или мертвое тело. Если мертвое – ее сердце разорвется. Невозможно же столько вытерпеть. Если все силы, которые она призвала и которые ей ответили, смогли доставить ей только тело Демки… Если отнятое у него бесовкой окажется его жизнью…
Те трое все налегали на весла, но догнать гроб не могли. Казалось, уже рядом, уже Воята протягивает к нему руки – но не может достать самую малость, гроб все время чуть дальше. И снова. И снова…
– Не выходит никак! – говорил Воята, сидя на песке; плотный Сбыня и длинный, худощавый, но жилистый Гордята Малой растянулись рядом, всем видом выражая изнеможение. – Одному его не достать. Два челнока надо, три! Окружить, загнать. А так он уходит.
– Как же он уходит – он мертвый!
– Не знаю как, только он лежит камнем, а сила какая-то нехорошая его из-под рук уводит. Надо еще пару челноков сыскать.
– В Мокуши надо! – подсказал кто-то. – У них есть выходы к воде, и мостки, и лодки там есть.
– У моего деда в Мокушах есть лодка!
– Давай, беги к твоему деду. – Воята поднял мокрую от пота и водяных брызг голову и посмотрел на Домачку. – Приведите с той стороны челнока два, три. Тогда, может, поймаем…
Глава 10
– Потемнело все, ветром ударило, волны по озеру побежали, – рассказывала поутру Еленка. – Думали, сейчас ливень хлынет – такие тучи тяжкие сомкнулись. А старичок стоит у воды да молится – и народ стоит, бежать прочь не смеет, только под деревья с перепугу забились. Потом как гром ударил – раз, другой, третий! И при каждом ударе такая молния – одна белая, другая золотая, а третья и вовсе как вересковый цвет! Я только зимой, перед Рождеством Христовым, раз в жизни такую видела. И ты стоишь, глаза закрыла, шепчешь что-то, и не видишь ничего, и не слышишь. Я было хотела тебя увести,
