Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Знаю, что так сразу не поверишь. – Устинья вздохнула. – Давай-ка, дядька, мы по порядку все расскажем…
На самом деле Куприян и Устинья еще по дороге, занявшей у них четыре дня неспешной езды на двух телегах, условились, о чем рассказывать в Новгороде, а о чем умолчать. Ни архиепископу, ни даже семье Вояты пока не стоило знать о возвращении волколака: если поп Тимофей с домочадцами проведают, что покойный отец Тёмушки был обертуном, то родительского благословения Вояте и за сто лет не выпросить, а без него он жениться не посмеет. Зато повесть о явлении «неведомой святой» была передана во всех подробностях. Она особенно увлекла отца Тимофея: он хорошо знал, как трудно добиться признания нового святого, особенно когда тот никому не известен. Но на деле «святая» оказалась бесовкой, а для одоления ее требовалась помощь настоящих небесных угодников.
Пока об этом говорили, пришел диакон Кирик – Тимофеев старший сын. Не найдя у себя дома своей жены, он пошел искать ее у родителей и застал целое собрание.
– Святой Сисиний, говорите? – Выслушав гостей, отец Тимофей задумался.
– Это кто же такой? – спросила Олфимья. – Тот, что от трясовицы по молитве излечивает?
– Так сказала Евталия, – подтвердила Устинья. – Меня матушка молитве учила, что, мол, святой отец Сисиний встречает в поле бесовок-трясавиц и жезлом железным их изгоняет, а кто такой – не ведаю.
– И я знаю! – обрадовалась случаю вступить в беседу Марина, Кирикова жена, и затараторила, не особенно вдумываясь в слова и не следя за связностью речи: – Святой Сисиний и Сихаил, сидяще на горах Синайских, смотряще на море. И был шум с небес, велик и страшен. И увидел ангела, летящего с неба, – святого Сисиния и Сихаила, наручи имуще ледяные, а в руке держаща оружье пламенно. Абие возмутися море, и изиидоша семь жен простоволосых, окаянные видением. И рече святые Сисиний и Сихаил: откуду грядете…[23]
– Да тише ты! – осадила матушка Олфимья. – Перепутала все: у тебя Сисиний с Сихаилом разом и на море сидят, и с небес грядут! Надобно так: «Святыи Сисиний седяще на горах Синаистии, смотряще на море. И бе шум с небесе велико и страшно. И види ангела летяща с небесе Сихаила…»
– Владыка таких-то бабьих молитв не одобряет, – проворчал отец Тимофей. – Говорит, то ложные басни, в житиях святых нету такого ничего, то все ереси болгарские.
– А Сихаил-то кто? – прошептала Устинья, удивленная появлением еще одного небесного заступника.
– Михаил-Архангел, а не Сихаил, – поправил Воята, – у него пламенное копье имеется и наручи из хрусталя.
– Что же это за святой такой отважный, что самому Михаилу-Архангелу товарищ?
– Святых, именем Сисиний, всего вроде… четверо. – Отец Тимофей, человек ученый, мысленно подсчитал. – Да, Воята? Или пятеро?
– Сисиний был один из сорока Севастийских воинов, – припомнил Воята.
– Севастийских мучеников девятого марта, а трясавицы весенние когда появлются?
– В самом конце зимы, как снег сойдет, земля оттает, цветы желтые повылезут, а с ними и лихорадки из вод выходят, – ответил Куприян.
– Конец зимы – это по Месяцеслову… преподобномученица Евдокия Илиопольская. Вот и сходится, – решил отец Тимофей. – Бесовки из воды выходят, трясавичные недуги приносят, а вслед за тем Сисиния Севастийского память, его и просят о защите. Это ведь те мученики, что на льду озерном замерзли? Чем не защитники от лихорадок?
На лицах слушателей отразилось сомнение: замерзнуть зимой все же не то, что пасть жертвой весеннего недуга. Да и конец зимы в глазах деревенских жителей приходился вовсе не на первое марта, как по Месяцеслову, а чуть ли не двумя месяцами позже – на Егория Вешнего.
– Да что же, батюшка, – почтительно возразил Кирик. – Мало ли святых? В генуаря-месяца второй день, когда дьявол мороз приносит, а с ним все недуги зимние, лихорадки из ада лезут и по теплым избам от мороза себе пристанища ищут, на людей нападают.
– Это точно так, – поддержала его мать, – на сей день воду наговаривают и пороги обмывают, чтобы нечистой силе входу не было, меня еще моя крестная учила, Кирица. А она еще от лихорадок говорила: «Преподобный Макарей ходил по горам Афонским, бесовских дочерей проклинал и железными ключьями побивал…»
– Крючьями? – недослышала Марина.
– Ключьями, – уверенно поправила матушка Олфимья.
– Какими ключьями? – Даже отец Тимофей удивился этой бабьей несуразице. – Ключами, может?
– Ключьями! – Попадья твердо стояла на своем. – Так матушка Кирица меня учила, а что за ключья – она, видать, знала.
Отец Тимофей только рукой махнул.
– В сей день – память Сильвестра, папы римского, да Феогена, епископа Парийского, – куда лучше было б их о защите просить! – вставил Кирик. – К тому же они и саном священным обличены. А то мученик, да всего один из сорока!
– А он разве не апостол был? – решилась спросить Устинья, хоть и понимала, что тут спорят люди куда ученее ее. – Я слышала, у нас Параскева, мудрая старушка, заговаривала: мол, при море черном стоит столп каменен, на том камне сидит святой отец, апостол Сисиний…
– Стало быть, не тот Сисиний, – сделал вывод Воята, – не из воинов севастийских.
– Какие ж еще есть? – стал припоминать отец Тимофей. – Сисиний-епископ из города Кизика, память его ноября в двадцать третий день. При Диоклетиане принял мучения. Есть Сисиний – из сорока пяти мучеников в Никополе Армянском, память июля в десятый день. Был еще Сисиний, архиепископ в Константинополе, муж красноречивый, в любомудрии сведущий и в священном писании. Память его октября в одиннадцатый день.
– Это четверо, – подсчитал Кирик.
– В той повести про диакона Кирика, где царевна Артемия, Диоклетианова дочь, беснованием страдала, тоже есть Сисиний, – несколько смущенно вставил Воята. – Их память июня месяца в седьмой день.
Повесть об Артемии из житий напомнила ему о той, другой Артемии, его лесной царевне. Он потом уже в Новгороде перечитывал Житие священномученика Маркелла, папы Римского, иначе едва ли запомнил бы Сисиния среди множества других упоминаемых в нем лиц.
– Это пять, выходит, – сказал Кирик. – Который из них-то?
Но тут матушка Олфимья глянула за оконце, где давно погас солнечный луч, и спохватилась:
– Охти мне! Ночь на дворе, а мы гостям отдохнуть не даем. Пойдем, Устюша, я тебя спать уложу, а мудрецы наши пусть хоть до утрени святителей перебирают.
– Да, ложитесь-ка вы отдыхать, с дороги ведь! – поддержал мать Воята. – А мы если проведаем, что за Сисиний, завтра
