Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Только кто же за ним поедет? – спросил Егорка. – Мы с вами стары уже – в такую даль пускаться, да у меня стадо, у Миколки тоже…
– Я бы съездил, да на кого хозяйство оставить? – с досадой сказал Куприян. – И так покос забросил с этими делами, сено гниет, чем буду корову кормить? А там не оглянешься – и жатва. Пусть бы вон Илья пару сыновей отрядил, у него рук в семье много.
– Поезжай ты, брат! – сказал ему Илья. – Я своих молодцев с девками пришлю за твоим хозяйством поглядеть. В Новгород абы кого не пошлешь, человек нужен дельный. С самим епископом, статочно, толковать придется.
– И я поеду, – тихо сказала Устинья.
– Девке-то куда? – удивилась Параскева. – Коли боишься одна – иди у меня поживи, а нет – так у Еленки. Вы же с Тёмушкой подружки?
– Нет, я поеду. Воята… Может, он не захочет с нашими бедами возиться. А я… уговорю его.
Устинья вспомнила, как соткала поясок и научила Вояту этим пояском вызволить Тёмушку из-под власти лешего. Никогда не собиралась просить расплаты за эту услугу, а теперь подумала: придется – напомню про должок. Воята человек честный – платить не откажется.
– А и поезжай! – Параскева передумала. – Может, и правда, девку красную он скорее послушает. Парень молодой, может, не женился еще там…
– Не женился! – уверенно ответила Устинья.
– Ты почем знаешь? – хмыкнул Егорка.
– Знаю, и все.
– Девке виднее! – поддержал ее Миколка.
– Она ведь поповская дочь, – заметил Илья. – Дядька-то ее… известной славы человек, – он метнул на Куприяна многозначительный взор, – а ее, поповскую сироту, епископ выслушает. Может, еще и батюшку, отца Евсевия, вспомнит.
Душа Устиньи рвалась пополам: не хотелось уезжать от Игорева озера, куда увели последниие следы Демки, но что толку бродить в зарослях над водой? Нужно привести того, кто сможет что-то сделать, а витязя лучше Вояты Новгородца ни один мудрец не знал. Дело было не только в его силе и храбрости. Была в поповском сыне из Новгорода та впитанная с раннего детства совершенная любовь, которая делает любой страх несущественным, упование на Господа и стремление сделать жизнь ближнего лучше. Сама весть о том, что за Воятой Новгородцем послано и скоро он, даст Бог, будет здесь, должна была утешить и подбодрить жителей Великославльской волости.
Перед тем как идти домой в Барсуки, спешно готовиться к дороге, – пока Куприян толковал с Ильей, обещавшим дать им еще одну лошадь, – Устинья прошла на тот песчаный клочок берега, где дед Замора показал ей уходящие в воду следы. Следов на песке уже не было – замел ветер, слизала волна. Устинья села у воды. Глядела на осоку, на камешки в мелкой прозрачной волне. Вот это и лесное колечко – все, что осталось от Демки Бесомыги?
Воеводы у нас нету.
Воеводой буду я…
Устинья невольно улыбнулась, вспоминая кулачные бои на Зеленого Ярилу. Тот самый день в году, когда беспутный Демка был гордостью Сумежья, любимцем всех девок волости. День, когда в нем кипела и искрилась жизнь, когда бурлящие силы и задор находили выход и радовали честной народ.
Мне до крови нос разбили
И ударили в живот.
Ну а мне и горя мало —
Все до свадьбы заживет!
Не может такого быть, чтобы эти задор и удаль, лихость, как говорят, смешивая в этом слове восхищение и осуждение, навек сгинули в холодных волнах!
Встав коленями на бурый плоский камень, Устинья наклонилась, набрала в ладони воды и погрузила в них лицо. Новгород! Что там Новгород – пути всего-то три-четыре дня. Она и дальше бы пошла – как та девушка, которой жених являлся в виде сокола. Незачем сидеть здесь, роняя слезы, слезами горю не поможешь. На упырей и Невею нужно сыскать управу – витязя с огненным мечом, с пламенным копием. И не медлить – времени в запасе мало. Пока не пришла осень, не остыла вода…
Глава 3
– А вот и жених наш явился! – прокричала Нилка, челядинка, в дверь избы, с крыльца завидев, как младший поповский сын входит в ворота.
Услышав такое приветствие, Воята в изумлении застыл на месте. Жених? С чего это? Опять, что ли, притащилась баба Ксенья – намекать на Аглаиду, младшую дочь попа Геннадия из Святого Ильи на Славне? Теперь ведь не то, как прошлым летом, когда никто из состоятельных поповских дочерей не хотел идти за поповича, буйного нравом и не пристроенного к делу. Теперь Воята, Тимофеев сын, был писцом у самого владыки Мартирия и пользовался его милостями; свахи готовы были привести для Вояты самых лучших невест, красивых, из честного семейства, с богатым приданым. Но он, пусть события последнего года его изрядно пообтесали и вразумили, под венец не спешил, хотя даже родная мать его не очень-то верила в какую-то никому неведомую невесту, ждущую его в Великославльской волости.
Решительным шагом Воята пересек двор, поднялся на крыльцо. Наклонился, проходя в низкую дверь – на двадцать втором году он еще раздался в плечах, и теперь матушка Олфимья каждый раз опасалась, что сынок застрянет в дверном проеме и своротит косяки. Выпрямившись, огляделся. Заслонка на оконце была отволочена, яркие лучи садящегося солнца заливали избу, и он легко разглядел несколько гостей – двоих мужчин и девушку с косой, что сидела на дальнем конце скамьи, позади них.
Тем временем Вояте навстречу метнулась мать.
– Невеста твоя приехала! – На волне чувств матушка Олфимья кинулась сыну на грудь. – Из Великославля! Ты ждал? Что же мне ни слова не сказал! Хорош сынок – невеста приехала, а я стою, рот разиня!
– Святые святители!
Придерживая мать за плечи, чтобы не снести с дороги, Воята попытался ее обойти. В душе все вспыхнуло от радости, изумления, недоверия. Артемия? Его чудесная лесная невеста, здесь? В его памяти она была так прочно связана с Сумежьем, что явись сюда сама старая Власьева церковь – он удивился бы немногим больше.
– Воята, здравствуй! – раздался взволнованный женский голос. – Прости, что незваны явились, да дело у нас к тебе великой важности… Великая нужда привела…
Тут Воята наконец рассмотрел гостью.
– Устинья! – Он порывисто шагнул вперед, обрадованный почти так же, как если бы и правда увидел Тёмушку. – Ты ли это?
– Не забыл нас! – Устинья робко подошла к нему,
