Огнев на линии любви - Лина Коваль
– Нет, как ты можешь так думать? – закатывает он глаза шутливо. – Это просто мой характер слабоват. А твой в самый раз.
– Ну-ну.
Улыбнувшись, отворачиваюсь к окну и, поправляя прическу, подпеваю веселой песенке, раздающейся из динамика. Сентябрь сменился октябрем. Деревья оголились, а в воздухе пролетают одинокие снежинки. По привычке считаю их на стекле.
Обычно осенью я грущу, но только не в этом году.
Снова вдруг переживаю. Отвлекаюсь.
– На самом деле я волнуюсь, что скажет мама, когда узнает, где ты работаешь, – признаюсь честно.
– Она не любит пожарных?
– Думаю, она спросит меня, всех ли сотрудников из вашей части я решила перебрать? – предполагаю.
– Тогда у меня для нее плохие новости. Из более-менее свободных остался только Степаныч. Он храпит страшно и на кошек у него аллергия. А вот, кстати, и он. Легок на помине.
Отсоединив телефон от зарядного устройства, Антон отвечает на звонок.
– Да… Добрый. Слушаю… Говори уже.
Развернувшись, наблюдаю за тем, как складка на высоком лбу становится все заметнее.
– Я же сказал. Мне это неинтересно, – грубит Огнев.
Хмурится и тут же ругается сквозь зубы.
– Я не понимаю, че они до меня докопались? Работаю себе спокойно, никого не трогаю… звезд с неба не хватаю.
– Ан-тон, – слышу строгое в трубке.
Прислушиваюсь, как на уроке геометрии к задним партам, но все равно не могу разобрать слов.
– Что он хотел? – спрашиваю, когда телефон небрежно возвращается на панель.
– Все как обычно. Повышение предлагают. Не терпится им.
– А ты? – настораживаюсь.
Вот он шанс!
– Меня все устраивает, Еся. Я в МЧС не бумажки перекладывать пришел. Мне интересно тушить пожары – я этим и занимаюсь.
– А что плохого в бумажках?
С искренним непониманием смотрю на него.
– Может быть, и ничего, но я об этом никогда не узнаю.
– Да что здесь такого? – нервничаю. – Это ведь нормально. Не до пенсии ведь ты собрался свои пожары тушить? А здесь работа поспокойнее.
– Ага. И мухи не кусают.
– Антон!!!
– Что-о?
Сами не замечаем, как тональность наших голосов повышается.
– И мне бы так было поспокойнее, – признаюсь. – Если бы ты перестал подвергать свою жизнь опасности.
– Глупости!..
– Значит, я глупая, – тоже злюсь. – Спасибо.
– Я такого не говорил…
Мы оба замолкаем и остаток пути проводим в тишине.
Садовый участок, на котором стоит домик моих родителей, находится в самом конце поселка. Проехав по широкой дороге, засыпанной гравием, мы съезжаем на ту, что поуже и с неровностями.
В тот момент, когда я уже хочу помириться, потому что не могу обижаться на Антона дольше нескольких минут, замечаю знакомую машину на импровизированной стоянке, которую сделал мой отец.
– А этот что тут делает? – спрашивает Огнев угрюмо.
– Я… не знаю.
Остановившись рядом с четырнадцатой моделью «Лады», он глушит двигатель и смотрит на крыльцо, по которому навстречу нам устремляется… Саша.
– Антон, – предостерегающе произношу, но, заметив опасный блеск в его глазах, тут же замолкаю.
– Сиди здесь, – приказывает он, выбираясь наружу.
Глава 30. Есения
При всем природном, чисто женском желании высунуться из окна, держу себя в руках.
И дело вовсе не в том, что я из тех девушек, которые слушаются своих мужчин. Я скорее та героиня из какого-нибудь телевизионного сериала, которую бравый коллега-полицейский оставил в безопасности, а она все равно пошла посмотреть, что там и как. В самое пекло поперлась.
Если честно, то мне до такой степени стыдно перед Сашей, что я, сидя в пассажирском кресле, прикрываю лицо ладонями и между пальцев подглядываю за мужчинами.
– А ты как здесь, Антох? – доносится до меня непонимающий голос Саши.
– Есению привез, – ровно отвечает Огнев.
Их общение становится зловеще тихим, поэтому наблюдаю за мимикой своего бывшего и тем, как напряжена спина Антона.
Они оба… такие разные.
И как я могла думать, что люблю Сашу?
Огнев так заботится обо мне, что сейчас временное, трехлетнее, помутнение рассудка кажется смешным и нелепым.
И вообще, мои «до» и «после» смотрятся как-то жизнеутверждающе. Будто дела в гору пошли! У «после» так вообще такая аппетитная задница… Раздвигаю пальцы пошире, чтобы полюбоваться, и тут же вздрагиваю, потому что Зародыш кидается на Огнева с кулаками, а тот… стоит как истукан, будто ему ноги зацементировали.
– Господи, нет! – вздрагиваю и жалобно пищу.
Хватаюсь за ручку, но, дернув за нее, тут же слышу грозное тестостероновое:
– Села в машину! Быстро!
Да простит меня старенькая «Субару»: хлопаю дверью так, что оба мужчины на секунду отвлекаются.
Грубиян. Ты посмотри на него!.. Еще кричит на меня.
Прикрыв глаза, наблюдаю, как Саша прыгает в свою машину и выезжает, разбрасывая щебенку по участку буксующими колесами.
Антон садится рядом, и около минуты мы оба пораженно молчим. Тяжело вздохнув, он пытается убрать мою левую руку, которой я продолжаю прикрывать лицо.
– Тебе пять лет, Есь? – усмехается он. – Я тебя вижу. Выходи из домика, Фюрер. Ушли партизаны.
Убрав ладони, разворачиваюсь и морщусь, заметив алую кровь на мрачном лице.
– Боже! У тебя сломан нос? – с ужасом спрашиваю.
– Да щас-ка, – Антон тянется к зеркалу и осматривает разбухший шнобель, медленно поворачивая голову. – Кишка тонка сломать. У Сани удар никакой.
– Зачем ты позволил себя бить? – обиженно возмущаюсь.
– Потому что чувствую себя виноватым.
– Я тоже, – всхлипываю жалобно. – И что теперь будет?
– Эй, – Антон поворачивается и, подмигнув, лыбится мне. – А ты чего распереживалась-то? Ничего не будет. Будем жить дальше. Ты ведь к маме собиралась? Беги давай.
– Я без тебя теперь не пойду, – сообщаю, вцепившись в твердое предплечье.
– А что так? Боишься, что поеду к Сане, и он мне еще наваляет?
– А ты поедешь? – настораживаюсь.
– По-хорошему надо бы, – вздыхает он, отворачиваясь к окну. – Ситуация неприятная. И она может сказаться на работе всей команды.
Я упираюсь лбом в каменное плечо и разглаживаю толстовку на мощной груди.
– Не хочу тебя отпускать, – шепчу. – Давай ты пойдешь со мной?
– У твоей мамы день рождения, а я без цветов. Как-то нехорошо получается.
– В поселке есть магазин «Цветы».
– Понял-принял.
Антон заводит двигатель и выезжает с парковки. Сосредоточенно смотрит на дорогу, я же глаз с него не спускаю.
– Какие цветы любит твоя мама? – спрашивает, паркуясь у единственного магазина, в котором все вместе: отделы с продуктами, промтоварами, одеждой и малюсенький цветочный.
– Только не гладиолусы, – поспешно отвечаю.
Огнев хрипловато смеется.
– Есь, приди в себя. Ты действительно считаешь, что я купил бы твоей маме гладиолусы?
Прищурившись, изучаю янтарный отблеск в темных глазах.
– Думаю, ты не так безнадежен, – соглашаюсь.
– Спасибо
