Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова
– Что?
Она редко произносила больше одного слова за раз. Наверное, говорить ей тоже было трудно, как и улыбаться.
– А чёрные зайцы бывают?
Бабушка нахмурилась, и Славка пожалел, что спросил.
– Нет.
– А я видел, – тихонько сказал Славка. Он очень надеялся, что бывают. Если б бывали – можно было бы считать, что всё хорошо.
– Где? – спросила бабушка. Славка даже удивился, что она проявила интерес. К нему так давно никто не проявлял интереса – папа и мама были заняты своей бесконечной ссорой и делёжкой, Славка не понимал, почему они не могут быть вместе, и старался не думать об этом, просто тихонько надеясь, что так оно и будет тянуться, пусть лучше они бесконечно что-то делят и спорят, чем разойдутся насовсем и настанет тишина.
– На огороде и за домом, вчера вечером. Я в сад вышел, а он там скачет, большой, чёрный такой. Тихий.
– Собака, – сказала бабушка неопределённым тоном. Чёрные зайцы её, наверное, не интересовали.
– Может и собака, – согласился Славка, вспоминая странное животное. Но всё-таки то, что он видел вчера в саду, не было собакой. Котом тоже не было.
И больше всего Славка боялся, что это коловерша. Вот умом понимал, что быть такого не может, что он начитался книжек с картинками, а боялся.
Коловеррршшша.
Славка поёжился от этого слова.
Ему оно казалось быстрым, суетливым, шуршащим, злым и странным одновременно.
Про неё – или него? – он давно читал в книжке. Коловерша там был на картинке, страшный, раскосый, иссушенный, с огромным зобом, сидящий в луже молока. Славка помнил, что это такой ведьмин кот не кот, пёс не пёс, заяц не заяц, который ворует по деревням молоко и масло и носит своей злой хозяйке. Одолеть его можно было серебром – из серебра у Славки было, правда, только пятнадцать копеек 1901 года, которые он нашёл сто лет назад – позапозапрошлой весной – в песочнице. Или же можно было вызвать на разговор саму ведьму – вроде как надо было поджечь пролитое созданием молоко, чтобы та немедленно явилась на место. Правда, Славка не очень понимал, что в этом хорошего – ведьм он, честно сказать, боялся даже и на картинках, но всё равно продолжал читать страшные книжки, будто пытаясь что-то найти. Например, объяснение своим снам. Тёмный лес, запах пепла, тоннель, светлеющий свод и голос, который говорил что-то, что Славка никогда не мог утром вспомнить. Это снилось ему не часто, но навязчиво. И каждый раз пугало. Может, это были остатки того детского испуга, когда он потерялся в лесу, но почему тогда тоннель, да и пепел?.. Это было в таком же дождливом апреле, гореть в чаще было попросту нечему.
Славка тяжело вздохнул ещё раз и дальше до самой избы шёл молча.
* * *
Всё это были глупости, конечно – маме он даже говорить не стал, не хватало поссориться с ней перед отъездом, она терпеть не могла всего этого его увлечения книжками про колдовство, – но вечера Славка и ждал, и побаивался. Мама уехала, оставив его с медленной, молчаливой бабушкой, в доме, пахнущем деревом, мятой и близкой землей под досками пола. Раньше – Славка помнил это смутно – пол был земляным, и его всегда посыпали сухой травой. Теперь настелили доски, отбавив от высоты и так небольшой хаты ещё вершок. Да и Славка вырос. Теперь ему казалось здесь совсем тесно.
Мама привезла его позавчера и осталась ночевать. Первый вечер она сидела с бабушкой допоздна, и Славка сквозь дремоту слышал, как они о чём-то разговаривали, долго, приглушённо. Ровный, привычный мамин голос – много, и бабушкины недлинные слова – редко, низко, весомо. Как камни в воду. Сначала Славка сквозь притворенные и занавешенные одеялом двери слушал их разговор, потом начал проваливаться в сон, и дальше уже было непонятно, приснилось ему это, придумалось или и правда мама и бабушка всё это говорили.
– Ты его корми, корми. Он видишь какой худой, – говорила мама. Она всегда думала, что Славка худой, хотя сам себе он казался вполне обычным.
– Буду, – отвечала бабушка.
– Ты за ним присматривай. Он, сама знаешь, какой.
– Знаю, – отвечала бабушка.
Потом голоса слились в шум, Славка засыпал уже, и только иногда какие-то слова проникали к нему в голову.
– Смотри, чтоб он чего не увидел, – будто бы говорила мама. – Ты знаешь же, он впечатлительный. Знаешь, что ему бывает… Кажется.
– Знаю.
– Лес этот… Смотри, чтоб он в лес этот не ходил, ему хватило…
– Да.
– Он спит? Спит? Он у меня хорошо спит. Но только чтоб ничего такого… Он пугливый, если что увидит – не уснёт.
Славка хотел уже возмутиться, что ничего он не пугливый, и лес далеко, и вообще он ему просто так не нравится, а не потому что страшно, но тут сон совсем утащил его на глубину. Дальше он слышал только отдельные слова, которые то ли были, то ли не были. Печь, говорила мама. Молоко, добавляла она. Молоко, соглашалась бабушка. Печь.
Потом ещё какие-то слова, но только их Славка уже совсем не понял и не помнил.
Спал он на новом месте беспокойно, ворочался, то ли запахи бабушкиного дома, дерева, соломы, земли были тому виной, то ли из-за ночной разговор, но ему снилось что-то зацикленное, навязчивее, жаркое. Тёмный тоннель, белый свод, жар. Печь.
Печь, изумленно понял Славка, проснувшись. Печь. Это печь изнутри. Вот что ему снится годами. Зёв печи, свод и тоннель дымохода, будто он лежит на загнётке и смотрит вверх.
Он так давно не был здесь, не видел леса, избы, не чувствовал этих запахов, что успел забыть. А теперь вспоминал.
Наутро он осторожно заглянул в бабушкину печь. Ох, похоже. Очень похоже, подумал Славка, глядя вверх через приоткрытую вьюшку.
Неужели и его в детстве клали на лопате в печь, обмазав ржаным тестом, как писали в тех самых страшных книжках, которые он любил. Все эти народные поверья, сказочная нечисть, старые, пугающие обычаи. Особенно Славка ценил книжки с картинками и ярко представил себя маленького на широкой деревянной лопате. Он осмотрел подпечье, пока бабушки не было – пошла, видно, за молоком. Лопаты он не нашёл и немного успокоился.
Хозяйства бабушка не держала, молоко покупала у кого-то, как утверждала мама, – исключительно лучшее в деревне и исключительно чтоб побаловать Славку. Так что отказываться от угощения он права не имел, да и не собирался, вообще-то. Молоко, сливки, масло, творог, сыр, домашний, чуть резиновый, варёный из
