Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова
Он не помнил похорон, но помнил следующий день, когда проснулся от плача дочерей и побрёл на кухню, разводить им смесь в бутылочках. На кухне сидела баба Глаша и пила чай из любимой Дашиной кружки. Баба Глаша пришла забрать долг, потому что договаривались.
Филипп вышиб у неё из рук кружку. Баба Глаша не расстроилась, она всё понимала.
– Мы давно знаем друг друга, – говорила она. – Я помогу. Но должок всё равно заберу. Ты же понимаешь, да?
Баба Глаша предложила воскресить жену, вернуть, будто ничего не случилось. Она знала способы, потому что дорога к мёртвым на самом деле была с двухсторонним движением.
Филипп согласился, и баба Глаша пошла в комнату забирать долг. Филипп сидел на кухне, обхватив голову руками, слушал, как кричат дочери-близняшки. У одной голос был тоньше, у второй – будто грубее. Один крик внезапно прервался. Вернулась баба Глаша, щелкая спицами.
– Вязь, вязь, перевязь… – бормотала она. – Отведи меня в укромное место. Займусь твоей женой ненаглядной, любимой, дорогой.
Он отвёл старуху в подвал, а сам вернулся в комнату, где в кроватке лежала Олька. Второй дочке даже имя не успел придумать. Вынес из дома вторую кроватку, сжёг на заднем дворе. Пока смотрел на огонь, вернулась баба Глаша и сообщила, что начало положено. Скоро его жена будет как новенькая. Наметила дни, когда будет приходить и вязать, восстанавливать. Филипп слушал обречённо и будто ничего не запоминал.
– Ты же знаешь, что я могу, – говорила старуха. – Много лет об этом знаешь.
Так оно и было.
Через три недели баба Глаша позвонила среди ночи и попросила о помощи. Филипп прибежал и обнаружил старуху забившейся между печью и стеной. В глубине халата была видна рукоять ножа. Баба Глаша крепко держалась за неё.
– Вези в лес, – буркнула она. – Откуда пришла, туда и уйду. Не дай умереть, пока не довезёшь до первых деревьев!
– Кто это вас?
– Неважно… Сейчас неважно. Отвези, брось, потом возвращайся, убери тут всё. И жди.
– А как же Даша?..
– Жди, говорю. И никаких вопросов больше. Никаких, хорошо?
Он подхватил её, положил на заднее сиденье авто и помчал к лесу. Баба Глаша кашляла и хрипела. Ещё казалось, что по салону разносится щёлканье спиц. Этот звук преследовал Филиппа следующие шесть лет.
Через несколько минут автомобиль вырвался из деревни, затрясся по бездорожью. Лес вырастал на горизонте. Это был тот самый лес, по которому Филипп любил гулять летом и особенно ранней осенью. Лес притягивал его, не давал бросить всё и перебраться в город.
– Первые деревья, – вздохнул Филипп, когда фары вырвали из темноты толстые стволы.
Он остановился, вынес бабку из салона. Та действительно держала в руках спицы – и откуда только взялись? Рукоять ножа дрожала от каждого тяжёлого вздоха.
– Недалеко, – прохрипела она. – Потом я как-нибудь сама.
Он подчинился, продрался через кустарник, уложил тело на мягкую влажную почву. Баба Глаша тут же взялась руками за нож, выдернула его и отбросила в темноту. По ночной рубашке – и без того окровавленной – расползлось тёмное пятно.
– А теперь уезжай и жди, когда вернусь, – велела баба Глаша. – Тогда рассчитаемся. Со всеми сразу.
3.
Первый раз Филипп спустился в подвал через неделю после того, как пропала баба Глаша.
Включил свет, отсчитал ступеньки, ступил на земляной пол. Долго смотрел на то, что лежало на койке. Больше всего оно походило на изделие первоклашек – вязаный силуэт человека, набитый ватой, с пришитыми глазами-пуговицами, приклеенным бумажным ртом. Одна рука короче другой, без ладони. Ног нет вообще, а чуть ниже пояса обрывки нитей, которые треплет сквозняк.
Существо издавало странные звуки, шевелилось, будто хотело подняться с койки. От каждого движения у него с плеч, с головы срывались ниточки и, кружась, исчезали где-то под потолком. Вскоре они каким-то образом начнут просачиваться через пол в комнате. Придется их пылесосить, подметать, убирать. Каждый день. Шесть бесконечно долгих лет.
В тот первый раз Филипп провёл в подвале не больше пары минут. Выйдя на улицу, он долго приходил в себя, но так и не понял, сон это или реальность.
4.
Ожидание было тяжёлым.
Много лет Филипп просыпался с мыслью, что он больше не сможет вытерпеть эту свою серую, задушенную ожиданием и тяжёлыми мыслями жизнь. Хотелось спуститься в подвал, к существу, которое он называл женой, залить всё бензином, чиркнуть спичкой и остаться внутри. Обрывки нитей наверняка хорошо горят.
Но у Филиппа под боком посапывала Олька, и он не мог бросить её одну. Ещё где-то в области живота будто зацепился крохотный крючок надежды. Когда-то давно баба Глаша сказала ему:
– Я своих не бросаю. Моих деток в округе немного, каждого надо беречь. Вот и ты, мой дорогой, один из них. Если что случится – приду обязательно. Так же, как и ты ко мне придёшь, да?
Он тогда не сообразил, что эти слова значили, а потом постепенно додумал и всё понял. Надо просто набраться терпения и ждать.
Но как же это было невыносимо!
Баба Глаша пришла к нему однажды ночью. Даже была не она сама, а размытый неясный образ, будто сотканный из нитей света, просачивающихся в окно. Филипп сразу поверил, что это не сон.
– …слушай меня… – шепнула ведьма, голос её казался далёким, он был едва различим. – …настало время…
Филипп вышел на улицу через час. Шестилетняя Олька спала в своей комнате, её вряд ли что-то могло разбудить.
Он загрузил в машину канистру с бензином, верёвки, уложил рядком четыре бутылки водки – весь алкоголь, который держал дома.
Выехал из деревни в сторону небольшого посёлка в тридцати километрах южнее. Посёлок растянулся вдоль федеральной трассы, там было много кафе, пивных и прочих заведений для дальнобойщиков и путешественников.
Крохотный крючок в животе болезненно дергал за пупок изнутри. Но это была блаженная боль, означающая конец ожиданиям. Если всё получится, конечно.
Филипп остановился у первого попавшегося кафе, которое работало до пяти утра. Слева пустовала заброшенная автозаправка. Возле уличного туалета крутились собаки. За пластиковым столиком под козырьком сидели двое, выпивали и о чём-то разговаривали. На вид – местная алкашня, раздобывшая где-то мелочь на чекушку спиртного. Филипп подсел к ним.
– Можно?
Его встретили сначала настороженно, но, когда Филипп поставил бутылку водки, тут же подобрели. Вокруг столика стоял терпкий запах перегара, гнили, грязи. Алкаши давно не мылись, не брились и не переодевались. Окосевшими взглядами они медленно ощупывали чистенького, хорошо
