Индульгенция 5. Без права на ненависть - Тимур Машуков

— Да… Глубже.

Ее руки в моих волосах, ноги раздвинуты. Влажность между бедер манила, как болото желания. Я опустился ниже, целуя внутреннюю поверхность бедра. Дрожь пробежала по ее телу.

— Видар… Не играй.

Но я играл. Языком провел по ее складкам, медленно, чувствуя как она вздрагивает. Соль, мед и что-то электрическое — вкус магии. Она крикнула, когда я ввел два пальца, изгибаясь дугой.

— Ты… чертов… соблазнитель…

Я поднялся, прижавшись всем весом. Ее глаза — синие, как ледники Арктики — горели.

— Бойся, — прошептал я.

— Никогда.

Она сама направила меня внутрь себя. Мир сузился до точки: ее тепло, ее теснота, ее стоны. Я вошел медленно, сжимая зубы, чтобы не кончить сразу. Она обхватила меня ногами, пятки впились в поясницу.

— Двигайся.

Я повиновался. Ритм задала она — яростный, неистовый, как шторм в Море Теней. Каждый толчок — глубже, резче. Ее ногти впились в спину, кровь смешивалась с потом. Я кусал ее шею, сосал грудь, чувствуя как ее сердце бьется в унисон с моим.

Камин пылал. Искры взлетали к потолку, смешиваясь с ее криками. Она кончила первой — внезапно, с рыком, впиваясь зубами в мое плечо. Ее внутренние мышцы сжались, выжимая меня.

— Со… мной… — она задыхалась.

Я не сдержался. Горячая волна хлынула из меня, заполняя ее. Она дрожала, обнимая так, будто хотела сломать ребра.

Мы лежали, сплетенные, слушая треск огня. Ее пальцы чертили руны на моей груди.

— Ты знаешь, что это безумие? — она прошептала.

Я повернулся, глядя в ее синие бездны.

— Знаю.

— Император убьет нас, если узнает. Мол, совратил дочурку до свадьбы.

Я коснулся ее губ.

— Не думаю. Он слишком сильно хочет внуков.

Она рассмеялась — хрипло, без прикрас. Потом прижалась щекой к моему сердцу.

В окно ударил дождь. Магия академии пела в намокших камнях. Мы не спали. Мы жаждали продолжения.

Вино полилось в бокал, бликуя при свете свечей. Мы пили из одного бокала, передавая его из рук в руки, и каждый глоток оставлял на губах пряный вкус. Кристина полулежала у меня на груди, ее холодные пальцы чертили по моему животу замысловатые руны — то ли шутки ради, то ли магические знаки, от которых по коже бежали мурашки. Огонь в камине догорал, но в нас тлело что-то иное, глубинное и ненасытное.

— Ты все еще дрожишь, — она коснулась моего бедра, где билась жилка. Ее голос был хриплым от недавних криков.

— От холода твоих рук, принцесса, — соврал я, переворачивая ее на спину. Шелк простыни был ледяным под ее кожей.

— Врун, — она укусила меня за подбородок, а затем провела языком по укусу, будто зализывая рану. — Ты хочешь снова. Я чувствую… здесь.

Ее ладонь легла мне на живот, скользнула ниже, обхватила уже твердеющее желание.

— Он неугомонен, твой зверь.

Я впился губами в ее шею, в то место, где пульс бился, как птица в клетке. Ее аромат — снег, миндаль и теперь еще терпкое вино — сводил с ума. Руки сами нашли ее грудь, сжали, почувствовали, как соски вновь затвердели под моими пальцами. Она застонала, выгнулась, впиваясь ногтями в мои плечи.

— Медленнее, — прошептала она, но тело ее говорило иначе: бедра приподнялись навстречу, колени раздвинулись шире. — Дай мне прочувствовать… каждый сантиметр.

Я повиновался. Вошел не спеша, с почти мучительной нежностью, погружаясь в ее влажную, шелковистую тесноту. Она обвила меня ногами, пятками уперлась в ягодицы, заставив войти глубже.

— Да… вот так… — ее шепот смешался с треском последних угольков в камине.

На этот раз не было ярости, только томительная, сладкая пытка. Я двигался внутри нее плавно, как приливная волна, чувствуя, как с каждым толчком ее тело раскрывается, принимает, требует больше. Она встретила мой ритм — кругами бедер, сжиманием внутренних мышц, от которых у меня темнело в глазах. Ее руки блуждали по моей спине, то лаская, то царапая, оставляя дорожки огня.

— Смотри… — она вдруг указала на потолок.

Магия вина и наших тел пробудила пылающие свечи в канделябрах. Тени плясали на стенах, сплетаясь в непристойные, дикие силуэты — двое тел, слитых в одном порыве. Мы были зрелищем и зрителями одновременно.

— Прекрасно, — я прошептал, ускоряя движение.

Она закинула голову, обнажив горло, и я припал к нему губами, чувствуя вибрацию ее стонов. Ее пальцы впились в мои волосы.

— Не останавливайся… Я близко…

Я знал. По дрожи в ее бедрах, по судорожным вздохам, по тому, как ее внутренности сжимали меня, как кулак. Я поднялся на локтях, вглядываясь в ее лицо — искаженное наслаждением, прекрасное в своей дикости.

— Кончим вместе, — шепнул я.

Ее глаза расширились, тело выгнулось в немой крик. Волна схватила ее, закрутила, выбросила на берег с хриплым рыком моего имени.

Я продержался еще три толчка, чувствуя, как ее спазмы выжимают из меня последнее, горячее, и рухнул на нее, захлебываясь запахом ее кожи и секса.

Мы не засыпали. Вино, смешанное с ее магической кровью, било в голову хмельным эликсиром. Мы касались, пробовали, исследовали. Ее губы на моем ухе: «А что если…». Мои пальцы, скользящие по ее внутренней поверхности бедра: «А вот так?». Мы теряли счет времени и раундам. На ковре. У окна, запотевшего от наших дыханий. На дубовом столе, с которого слетели книги по теории магии.

Рассвет пришел нежданно — серой полосой за окном, а затем розовым лезвием, разрезавшим тьму. Первый луч упал на ее бедро, где синел мой вчерашний укус, на мою руку, обхватившую ее грудь.

— Утро, — она прошептала, и в ее голосе не было сожаления, только усталость и странное спокойствие.

— Как быстро оно наступило… — я провел пальцем по ее мокрому от пота виску.

Она повернулась, прижалась лбом к моей груди.

— Согласна, — ее голос был сонным. — Теперь можно и поспать….

Мы не заснули. Мы отключились — два изможденных тела, сплетенные в клубке простыней, пахнущих вином, кожей и грехом. Последнее, что я запомнил перед тем, как тьма накрыла меня без снов — ее теплую ножку, прижавшуюся к моей голени, и тишину за окном. Безмолвную, как могила.