Рывок в будущее (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ПЕРМСКИЙ ДИСТРИКТ. УСТЬ-КОЙВА. 16 августа 1749 года.
После Нижнего Новгорода мы ещё почти два месяца шли по Волге и потом по Каме. Не торопясь. Если уж отправили меня в здешние края, так надо мне и местную жизнь повидать. Задержались в Казани. Слободы вокруг города выгорели в апреле в большом пожаре. Вставший год назад на пост губернатора Степан Тимофеевич Греков энергично взялся за дело. Он опытен и бодр, но всё же, даже по моим временам, стар. Пришлось впрягаться. Пригодился мне здесь опыт «Питерских потопов». Так что я тут не только верфи, суконные фабрики, да новокрещенкие школы посещал. От Матушки успело даже письмо прийти. С благодарностью и указанием не задерживаться. Мол не своеволь, а спеши куда послали. Что ж. Я с момента моего попадания мечтал попасть на родной Урал.
В Казани я десятую годовщину попадания своего встретил. Помянул отца своего здешнего. Ведь, именно в день его смерти, я в своём времени умер, а здесь тело Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского занял. С тех пор и нет мне покоя. Всё куда-то еду. Чаще куда хочу. Но, когда и на сколько, тут уж по-прежнему тётушка моя Елисавета Петровна продолжает решать. Устал я уже от Её опеки. И от суеты здешней столичной, глупой и тягучей — УСТАЛ.
Так что вот проветриваюсь. Пусть ждёт меня «малая Родина», но, из Казани я не хотел ехать. Даже туда весточки от Лины шли долго, а как долго они будут плестись на Урал?..
Пермские земли ещё не Урал. Предуралье. Здесь тайга светлая. А вот за Камнем — родной мой «Седой Урал». Впрочем, и тут места дикие. Сейчас мы вёрст на пятьдесят выше Камасино, который в моё время до Чусового вырастет. Земли здесь были Строгановские. Два года назад здешние городки и земли по Койве, после раздела наследства, моему компаньону Сергею Григорьевичу отошли, как и завод в Билимбае. Туда мы пойдём, как здесь дела закончим.
В Кунгур я заплывать не стал. Не по пути. И дыра дырой. Но, воеводу о том заранее уведомил, и он ждал меня в Верхне-Чусовском городке. Как я и просил, с плутонгом солдат и парой горных чинов да местными рудознатцами. Отдохнув пару дней в Строгановском доме, помолившись в притворе св. апостолов Петра и Павла каменной церкви Богоявления Господня, неделю как мы выше по Чусовой пошли. Отсюда Ермак пошел громить Сибирское ханство. Знал бы он мимо чего проходил…
— Нашел! Нашел! — к нашему биваку у устья Койвы бежал прибывший со мной минц-мейстер. Кому же ещё, как не монетному инженеру, быть специалистом и по камушкам.
Воевода Камынин зацокал подковами по сходням парохода. Паровая машина интересовала больше чем вся эта затеянная мной возня. Ему ли удивляется копаниям местных рудознатцев?
— Ваше… Императорское… Высочество, — тяжело дыша начал Нобелеус, — вот, на Полуденой нашли.
Он отдает мне невзрачный камень.
— Тут золотника на полтора, — бригадир Камынин уже на глаз мог вес камней определять.
— Да, большой, — отвечаю, крутя беловатый окатыш на солнце. — если правильно обработать можно карата четыре взять?
— Больше, Ваше Императорское Высочество, — тут можно сделать два адаманта.
— Так что это за камень-то, Петр Фёдорович? — Камынин наконец по-настоящему заинтересовался, — неужели алмаз?
— Он самый Иван Афанасьевичи, он самый, — отвечаю.
— Кто, Улоф, камень нашел? — спрашивает бригадир родича будущего раздавателя научных и около того премий.
— Да Зоська, Корнилов сын из Камасино, — рапортует начальству местный швед, — сейчас углана приведут, у него ещё пара поменьше похожих вроде.
— Вот, воевода, — обращаюсь к провинциальному начальнику, — а вы спрашивали зачем мы сюда шли.
— Удивляюсь, я Ваше Императорское Высочество, — говорит с искренним уважением Иван Афанасьевич, — откуда Вы в столице о том, что у нас такие камни ведаете?
— Отчёты, в том числе батюшки вашего Вотчинной коллегии внимательно читаем, — уклоняюсь я от правдивого ответа.
Вот и наш герой. Чумазый, в рваных портах, но довольный.
— Ты нашел? — показываю Зосиму камень.
— Дак да, я, — отвечает подросток, — там ещё много намыть можно.
— Вот тебе три серебряных полтины, — достаю из своей поясной мошны кругляши, глаза мальца горят, — а вот вольная на твою семью от хозяина вашего.
Парень уронил челюсть да так и застыл.
Отдаю вольную воеводе.
— Иван Афанасьевич, — обращаюсь к Кунгурскому голове, — впишите всех домочадцев этого везунчика бумагу и отправьте в село с нарядом, завра мы их со всем скарбом будем здесь ждать.
— Сделаю, Ваше Императорское Высочество, — рапортует Камынин всё ещё обалделый от находки.
— Никому более о камнях сих под страхом смерти не говорить! Государыне их с письмом моим и надёжными людьми немедля отправить! — продолжаю я командовать, — людей с поисков отозвать пока и отпустить! Карту, Нобилиус, места находки к вечеру мне представить!
Бригадир начинает организовывать выполнение, обрусевший швед делать кроки побежал. Стоит перо мной только ошалелый отрок.
— Дак чё, мне дамой-то, — заикаясь начинается он.
— Ты парень теперь со мной, — чуть наклоняюсь к нему и кладу руку на плечо, — твои завтра приедут и устрою я вас на Билимбеевском заводе, а ты в учение пойдёшь. Учиться любишь?
— Дак негде, Ваше…- пытается, выговорить мой титул Зосим.
— Теперь будет! — выпрямляюсь и кричу, повернувшись на «Лугу», — Капитан! Парня на борт принять, накормить, помыть, одеть, в каюту матросскую определить.
Алмазы. Так таки да, как сказали бы в солнечной Одессе. Есть мне чем теперь Елисавету Петровну ублажить. Может отойдет ещё от гнева тётушка? Вряд ли, но чем чёрт не шутит? Может проснётся в благостном настроении хоть раз? Как же паршиво зависеть от её настроения… Парень же пусть хоть поест вдоволь. А там и в люди я его выведу. Его везение для Отечества великую пользу откроет. Сердцем чую — везунчик он.
* * *
КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ДИСТРИКТ. ШАРТАШСКИЙ РУДНИК. 21 октября 1749 года.
Мы шли по плотному снегу. Слой пока небольшой. Но, он накрыл всё. И шурфы и отвалы и деревянные дорожи к шахтам. Не тает, сволочь. А ведь всего три недели как отметили Покрова. Но, это вам не Москва — это Седой Урал.
— Вы хорошо развернулись за четыре года Никифор Герасимович, — подбодрил я спутника, — Матушка Императрица довольна, вот только жалко зимние месяцы терять, России нужен этот металл.
— Да что с погодой-то мы сделаем, Петр Фёдорович? — развел руками Клеопин, — летом работаем и при факелах, а тут заледенело всё, без пороха и не взять, но, ведь хлипкие шахты. Да и факелы при порохе, сами понимаете…
Рядом со мной идет легенда. Сейчас он — первый член коллегии Канцелярии Главного Правления Сибирских и Казанских заводов обербергмейстер. Клеопин. Фактически, главный здесь горный Командир. Да и вообще Главный. Он, с предшественниками своими де Геннином и Томиловым, собственно, заводской Урал и создал. С первыми я уже в столице виделся. Вот и Никифора Герасимовича час настал.
— Вы — молодцы, многое делаете, но, золота много надо, сами понимаете, — отвечаю собеседнику, — и те места, которые я вам на карте показал, надо быстрее разведать.
Клеопин кивает. Уже не удивляется откуда это я о здешних рудах прознал. Легенда уже прижилась. Мол нашли старые записи в архивах. Стали ещё в бумагах копать. Да и видит он что некоторые участки здесь давным-давно вскрыты. Человек на Урале тысячи лет до нас уже металл добывал.
— Здесь у вас проблема, как и с водой на Верхне-Тагильском заводе, — мы были с ним там вчера и насмотрелись на маловодье, — потому те паровые машины, чертежи которых я привёз и сюда ставить надо.
