Рывок в будущее (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
А мне пора. Я — Цесаревич, и не Царское это дело, когда твой город топит, чаи гонять.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 8 сентября 1744 года.
Сегодня у меня выходной. Суббота. Осенины — Рождество пресвятой Богородицы. Государыне по всем срокам на следующей неделе рожать. Вызвала-таки она с утра Лину посоветовать что, или посоветоваться по поводу чего-то. А Разумовский сегодня вот у меня. Мы вместе выгуливаем наш детский сад. Катенька с Марийкой Закревской бегают за мопсом. А мальчишки при нас. Мишка Разумовский, с кузенами его Андрейкой и Савкой, заворожено смотрят как я из бумаги будущий планер ножницами режу. Ещё в мастерскую за рейкой и клеем человека послал. Как-то спонтанно тут у нас небольшой мальчишник образовался. Провожаем компанией «усатых нянь» Бабье лето.
Три недели были не дай Бог. Санкт-Петербург сильно затопило. Всего-то часа три непогоды. Когда я доскакал, вода уже стала спадать. Но, дома в низинах разрушены, люди и скот потопли. Пришлось натуральный Лагерь спасателей МСЧ с ходу создавать из местных и подручных сил. Но, вроде, справились. Сегодня вернулся, увидел счастливых детей и отлегло от сердца.
Захотел им по своей старой пионерской памяти складные самолётики из бумаги показать. А не заладилось. Бумага нынче тяжелая и плотная. Не летят самолётики. Камнем падают в землю. Как и всё в моём прогрессорстве. Вроде и знаешь как сделать, но не летит…
Зато вырезные модели и крыло для планера из плотной бумаги должны быть хорошими. Мой вожатый из кружка «Юный моделист» не даст соврать. Ну, когда родится. Если родится. В любом случае не вижу смысла два века ждать. Небо нам раньше покорится.
Делаю четыре самолётика. Один с «шасси». Подзываю пацанов. Отдаю первый Савке. Он радостный. Перестал меня бояться. А то, прошлый раз, я сделал ему больно. Пришлось нам встретится по циркумцизийному поводу. Ему, закономерно, не понравилось. Но, слава Богу, Савка жив, здоров, бодро лопочет на своей смеси германского с малоросским.
— Дяку дир фетер — говорит бастард мужу сестры Разумовского скромно.
Раздаю самолетики его братишкам.
— Не торопитесь, сейчас покажу, как самолётики запускать.
Кивают Мишка с Андрейкой.
Беру руку Савватия, ставлю с моделью как надо.
— Держи, потом так же, как я запустишь.
— Добре фетер, — кивая говорит Савка.
Плавно запускаю свою модель. Её подхватывает ветерок. И несет в даль.
Детвора восторженно смотрит. За моделью устремляется с лаем Лео, а за ним весело визжа и девочки.
Мальчишки запускают свои. Андрейка спешит и встречный поток быстро прижимает его «борт» к земле. У Мишки лучше. Его модель нарывается на встречный ветер и стоит нескорое время на месте, прежде чем упасть. Савка же подзадержался, выполнил всё как показал в точности и в поток попал. Так что его лайнер поднимает высоко и летит он метров тридцать падая у ног спешившего к нам Степана. Тот подносит к нам самолётик. Вижу, что его глаза горят. Похоже, что зря я обещал его жене «отдалить Стёпушку от шаров этих». Но, самолёт же, не шар? Да и планер тоже. Так что, прости Катарина, так получилось.
— Горазд ты Петро, диковины разные выгадывать, — говорит, поглядывая за детьми Алексей Григорьевич.
— Да Ваше Имперское Высочество, — поддакивает Нартов, — это же каким розмыслом надо быть, что б такое из бумаги вырезать?
— Да полно вам, там же всё просто.
Мужики скептически кивают мне головами. Нартов отдаёт самолётик Савке. Тот стремглав улетает к товарищам, которые уже с девчатами начали соревнования на полётную дальность.
— Я тут рейку, как просил и клей принёс, — отрывает меня Степан от наблюдения «гонок».
— Давай, сделаю я и тебе, планер, — говорю я улыбаясь.
Быстро вырезаю крылья, киль, фюзеляж. Из бумаги, она у меня плотная. Так что центровка не должна нарушится от того, что нос не из фанеры. Которой здесь нет. Тоже придется делать.
Склеиваю, соединю. Вот он родной «1953»!
Ну, почти.
Здесь «1744» будут звать модель.
Мальчишки осерчали на девчонок. Леопольд умудрился уже второй самолётик на лету порвать. Мишка наседает. Савка же закрывает сестру и «сестру». Андрейка мал что б понимать. А у Савки похоже чуткое сердце.
— Мишка, кончать бузу! — кричит Разумовский.
— Идите новую модель смотреть, — говорю громко.
Назревавшая ссора сворачивается, и все дети бегут к нам вместе.
Подсохла. Под внимательным взглядом Нартова проверю центровку. В фюзеляж приходится немного ещё бумаги добавить. Готово.
— Степан, подержи мопса, — говорю Нартову.
Тот берёт Лео на руки, и пёс начинает его вылизывать. Катя смотрит на щенка. Тронув, подзываю её. Руками объясняю, что сейчас вместе будем модель запускать. Она не сразу понимает, но радуется. Принимаю её на плечо. Тяжёленькая уже. Поднимаю модель. Вкладываю её в руку «дочки». Фиксирую своей. На попутный ветер запускаю.
Катя смотрит заворожено. И Мишка с Андрейкой, и Севка. И Андрей Григорьевич со Степаном. Да что уже там, и я сам. Ветер как по волнам несёт мечту детства.
И моего. И их теперь тоже.
Не знаю увижу ли сам. Но эти дети будут летать. Всё для их счастья сделаю. После своих будущих наследников, конечно.
1947 г.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 23 октября 1744 года.
— С чем пожаловал, повелитель Зла и Дух Теней?
Корф, конечно, не знает о Булгакове, не знает о Гёте, но смысл улавливает довольно точно. И чёрный плащ ему всегда к лицу.
— Я просто делаю свою работу, Петер. Ты же не выгонишь в ночь старого собутыльника?
— Николай, я всегда рад тебе. В конце концов, именно ты вытащил мою задницу из Гольштинии.
Усмешка.
— И, заметь, доставил твою задницу в Петербург без единой царапины. Ты даже не отравился по дороге.
— О, да. Не то что покойный де Брилли.
Кивок.
— Да, скушал видно что-то скоромное. Не зашло в организм.
— Скоромное — это ты имеешь в виду ту лошадь, которая его лягнула, так что бедный французишка помер к утру? В организм не зашло, но организм ему напрочь отбило.
Граф пожал плечами.
— На всё воля Божья.
— Так с чем пожаловал? Не поверю, что в гости или мимо ехал. А вот, кстати, и моя супруга. Дорогая, позволь тебе ещё раз отрекомендовать подполковника графа Николая Корфа.
Лина кивнула.
— Здравствуй, Клаус. Отужинаешь с нами?
— Конечно. Почту за честь.
…
К итогу ужина я вновь повторил вопрос:
— Так что, Никки?
Граф промокнул салфеткой губы.
— Матушка хочет устроить встречу 1745 года от Рождества Христова в Ораниенбауме. То есть у вас. Со всеми гостями и всем, что причитается.
Интересное кино. С чего такая честь?
Дворец у меня Большой, но, я здесь проторчал всё лето. Насекомых откормил. На зиму, (пока Итальянский мой перестраивается) матушка, месяц как, отписала мне бывший дворец Остермана на Сенатской площади. А теперь значит привязывает меня здесь?
Корф завершил мысль:
— Вот ОНА меня и прислала. В части поговорить и обеспечить безопасность.
Интересно, а ОНА не могла мне это сказать лично? Я почти каждый день у неё бываю. Вчера вот крестили сестрёнку двоюродную мою — Анну. А тут вдруг целый Корф.
Опять игры. Опять. А Корф… Ну, что Корф? Самый доверенный человек Императрицы. Да и Ушакову пора на покой из его Тайной Канцелярии.
— Никки, составишь мне спарринг с утра? Давно не было достойного партнёра.
Граф с сомнением смотрит на меня.
— Только на тренировочных шпагах. Не на рапирах. Порежешься ещё, а я потом буду краснеть перед Матушкой.
