Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

— Извини, Марат, при всем уважении, Книга Книг источником служить не может. «Информация к размышлению» — и то с большой натяжкой. В конце концов, тот же Иисус Навин во время битвы с пятью ханаанскими царями остановил Солнце и Луну... Не будем плодить сущностей. Тем более, ты будешь смеяться, но сейчас меня больше интересует не Иван.

Акимушкин подобрался, остро посмотрел Баринову в лицо.

— Что-то еще?

— Ага, — кивнул Баринов. — Иван лежал здесь спеленатый, а на аллейке за коттеджами кто-то снова согнул фонарную опору. Мы с Арзыбовым в темноте с фонарями облазили все вокруг — никаких следов. Утром он еще там все осмотрит. А сейчас составляет полный список тех, кто в тот момент находился на территории. Наберется человек пятьдесят-семьдесят, исключая вояк. Сравним с теми, кто был здесь в предыдущие сутки, когда обнаружили первый столб.

— Интересно... А кроме столба, еще есть что-нибудь?

— На этот раз — только фонарь. Даже урны все на местах. На еловые шишки, — Баринов чуть заметно усмехнулся, — в этот раз тоже не покушались.

— Ну вот! Я же говорил, шишки — или случайность, или для отвода глаз!

Баринов покачал головой.

— У нас две версии, и отрабатывать нужно обе: урны плюс шишки, урны плюс столб. — Он подумал и продолжил: — Пожалуй, вот и третья: урны — отдельно, столб плюс шишки — отдельно.

— А что тут гадать, Павел Филиппович! — Акимушкин невольно повысил голос, но спохватился, продолжил свистящим шепотом: — Про урны Иван же признался, а шишки плюс столб — семейка Пеструхиных! Вот ей-богу! Они же приехали десятого, после праздника! Их работа, землю буду есть!

— Я поручил Арзыбову немедленно взять их под плотное наблюдение. Всех, включая детей, — подчеркнул Баринов. И добавил задумчиво: — Вот ведь как, не было ни гроша — и вдруг алтын! Хорошо бы, если они. А если кто третий?

— Эх-ма! — огорченно сказал Акимушкин. — А я здесь сижу, караулю!

— В обед пришлю на смену Морчиладзе. А тебя жду к трем часам в лаборатории на полигоне. Если, конечно, не случится ничего эдакого, — Баринов пошевелил в воздухе пальцами. — Суперэкстраординарного...

3

И собой, и результатами совещания Баринов остался крайне недоволен. Хотя, честно признаться, какими еще могли быть результаты?

Слушали его, разумеется, со всем возможным вниманием и нескрываемым интересом. Но от комментариев по ходу дружно воздерживались.

Особое оживление вызвала демонстрация «создания» светящихся шаров. С короткими промежутками Баринов «сотворил» три штуки — разного размера и разной яркости. А после стрельбы «шаровыми молниями» по мишени, закрепленной на металлическом листе, даже поднялись ее осмотреть. Никулин не только потрогал, но и понюхал места попадания.

Когда же Баринов уступил место Баннику, все заметно расслабились, ожидая обыкновенной лекции, правда, по необыкновенной тематике. Но когда тот, не говоря ни слова, взглядом сшиб со стола пять деревянных рюх, поставленных Акимушкиным «письмом», причем сшиб поочередно, по всем городошным правилам, зашевелились, заерзали в креслах. И замерли, потому что следом он взглядом же воспламенил на металлическом противне скомканный лист бумаги. Даже, казалось, не дышали, пока бумага не прогорела, пока не развеялся в воздухе бело-сизый дымок...

Первым решился Суви.

— Будем надеяться, коллеги, что все это не иллюзия, не сеанс массового гипноза. Хотя вряд ли, учитывая события вчерашнего дня... Я правильно понимаю, Николай Осипович, что ни физика, ни химия, ни биология этих явлений вам неизвестна?

— Абсолютно верно, Артур Адамович. Но все вопросы, пожалуйста, к Павлу Филипповичу. Сегодня он банкует, а я на больничном, — Банник отошел к своему креслу, стоящему в стороне и на некотором удалении от остальных, где сидел с самого начала между Шишковым и Арзыбовым.

А Никулин проговорил вполголоса, ни к кому персонально не обращаясь:

— Лично я пока совершенно не понимаю, с какой стороны подбираться, допустим, хотя бы к этим светящимся шарам. Несмотря на то, что уже имел с ними дело... Ни датчиков, ни соответствующих приборов... Но любопытно, очень любопытно.

Зашевелился в кресле и Игумнов.

— Павел Филиппович, какова цель нашего совещания? А также демонстрации данных... э-э-э... так сказать, явлений.

— Данные явления, как вы выразились, существуют, — пожал плечами Баринов. — Значит, их требуется понять и объяснить. Другой цели я не вижу. Но если кто предложит — выслушаю со всем вниманием.

— Все это очень неожиданно и требует серьезного осмысления. Не так ли, коллеги? — Игумнов оглянулся на Никулина и Суви.

Никулин о чем-то размышлял, наморщив лоб, а Суви ответил:

— Осмыслить — полдела. Внутренне принять, что они существуют в реальности — вот главная проблема на текущий момент. Поэтому предлагаю пока от обсуждения самих явлений воздержаться. А сосредоточиться на, так сказать, побочных обстоятельствах... Например: с какой стати этот Иван Сивохо ударил по водонапорной башне?

Баринов нехотя сказал:

— Видимо, повелся парень «на слабо». Сожители засомневались, что он взглядом стенку пробил, на смех подняли. А из окна кухни виднеется как раз водонапорная башня. Ну-ка, мол, шарахни по ней, прямо в глаз, тогда поверим! Он и врезал — со всей дури.

— Звучит нелепо, значит — так оно и было... Ну что ж, мотив более или менее ясен. А дальше — надо думать. И думать основательно. Полагаю, всем сейчас был бы полезен тайм-аут, — он поднялся из кресла и оглянулся на Никулина и Игумнова. — Вы как, коллеги?

Игумнов и Николин тоже встали.

— Я провожу? — выступив вперед, Акимушкин вопросительно посмотрел на Баринова.

— Хорошо. Значит, завтра, здесь же. Скажем, в десять часов.

Вышли они гуськом, не торопясь, прощаясь общим полупоклоном у двери. Но каждый напоследок задерживал взгляд на светящихся шарах, продолжавших висеть в воздухе посреди зала.

Следом поднялись и Банник с Шишковым.

— Ну, будь здоров, Павел Филиппович! Сергей отвезет меня в Москву и тотчас вернется. Я сейчас там нужнее... А завтра буду непременно!

От порога Банник вернулся, легонько взял Баринова за локоть, увлек к окну.

— Чувствую, ты, Павел Филиппович, разочарован. Похоже, бунт на корабле, да? А вернее — замаскированный саботаж... Так я предупреждал — не всякий, даже неплохой ученый, способен на широкий и непредвзятый взгляд на мир. Зашореность, упрямство и упертость — в природе человеческой. Привыкай к этой мысли.

Появился запыхавшийся Акимушкин. На вопросительный взгляд Баринова просто кивнул — уехали, мол.

Баринов про себя с облегчением вздохнул, прошел к Арзыбову, жестом пригласил за собой Акимушкина. Развернул кресло, сел сам, подождал,