Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

Баринов кивнул.

— Понятно, Надежда Сергеевна. Поговорить с ним можно?

— Разумеется — пока организуем отправку. Кстати, вам тоже досталось, Павел Филиппович: кровь на щеке и на лбу.

— Ладно, это потом, — отмахнулся Баринов, подошел к Акимушкину, сел в изголовье. — Ну, как ты?

— Да я ничего, глаз вот только. — Он поднес руку к повязке, коснулся пальцами тампона. Три-четыре ранки на лице были смазаны зеленкой, еще две заклеены пластырем. — Но Надежда Сергеевна уверяет, что обойдется... А Иван как? И вообще, что произошло, Павел Филиппович?

— Моя вина, Марат, — Баринов снял очки, сильно потер ладонями лицо, словно массируя. — Не учел, что Сивохо смотрит, но не видит. Он смотрел на датчик, а видел стеклянный колпак. И естественно, воздействовал на него — пока тот не лопнул.

— Да как же так... — Марат выглядел обескураженным. — Это ж кварцевое, особо прочное стекло. Оно же до полутора сотен атмосфер выдерживает!

— Значит, Иван выдал больше. Хорошо хоть безосколочное. В смысле — без острых осколков... Ладно, быстрее поправляйся, работы выше крыши. А я пока нашим пациентом займусь, надо его понадежнее определить.

— В смысле — спрятать?

Молодец Марат, в правильном направлении мыслит. Акценты надо сразу расставить, причем, по возможности, все.

— Именно так, Марат Алексеевич. Если бы ты вдруг научился из пальца стрелять, я бы первым настаивал на твоей изоляции. А Иван, в отличие от тебя, парень неуравновешенный и неадекватный, со склонностью к психозам... Да что я тебе рассказываю?

Марата вывезли в кресле-каталке, спящего Ивана вынесли на носилках, погрузили в машины. Первого в Москву, в клинику, второго — в знакомый Баринову по приснопамятным дням бокс-изолятор.

В соседней комнате ожидали Долгополов с Арзыбовым.

Баринов вошел, сел в приготовленное кресло, присмотрелся. Они дисциплинировано молчали, не лезли с расспросами: Арзыбов со скучающе-деловым выражением лица, Долгополов — деловито-заинтересованным.

Ладно. Если не удается дело замять, «замотать» или спустить на тормозах, надо, как минимум, его публично инициировать, как максимум — возглавить. Старая, проверенная бюрократическая практика.

— Значит, так, товарищи. На сегодняшний момент ситуация складывается следующим образом. Обследование пациента Сивохо и соответствующие эксперименты позволили выявить у него ярко выраженную способность к телекинезу. Первым ее проявление обнаружил Роман Глебович, — полупоклон в сторону Арзыбова. — Поваленные урны действительно его дела. Столб — пока не знаю, слишком неожиданно прервался эксперимент. Сейчас подойдут наши физики-электронщики во главе с Никулиным, постараемся восстановить полную картину обстоятельств взрыва... А поскольку эксперимент, как считаю, перешел в «острую» фазу, видимо вам, Валерий Иванович, стоит проинформировать инстанции. Далее, при содействии Романа Глебовича обеспечьте, пожалуйста, строгую изоляцию пациента под безусловном и неотрывным наблюдением... Ну, а там посмотрим.

— Нельзя ли подробнее, Павел Филиппович? — Голос Долгополова был сух и официален, даже, пожалуй, скрипуч. — Не зная обстоятельств, докладывать наверх я не могу.

— Извините, Валерий Иванович, подробнее я сам пока не знаю. Но последствия трудно предсказуемы, на это могу дать гарантию.

— Понятно, Павел Филиппович! — Для Арзыбова напротив, все было ясно, свою роль в подобных делах он понимал однозначно. — Необходимые меры примем незамедлительно. Конкретно — доложу в конце дня. Разрешите идти?

Баринов проводил его взглядом, повернулся к Долгополову. Ничего не попишешь, придется уважить директора НИИ более или менее связным рассказом. А потом пригласить на осмотр места взрыва. Ввести, так сказать, в состав первичной комиссии.

А уж что и под каким соусом он будет докладывать наверх — это как ему самому удобнее и привычнее.

Глава 13

1

Охранник бесшумно поднялся из кресла, заложив пальцем книгу. Коротким жестом Баринов его остановил, от порога внимательно оглядел комнату.

Бокс-изолятор выглядел по другому, нежели в августе восемьдесят пятого... Да, полтора года назад.

Или это не тот? Или Долгополов с Арзыбовым расстарались, переоборудовали по требованию дня?.. Да так ли важно! Главное, чтобы Ивану здесь было не в пример, чем в свое время самому Баринову.

Итак, добавлена вторая лежанка, второй стол, тумбочка с телевизором. Появились два кресла, две табуретки, на подоконнике — стопка книг и газет, шахматная доска... Похоже, конечно, на больничную палату, но все равно больше смахивает на комфортабельную камеру. Даже дверь в санузел снята с петель, все на виду.

Нет-нет, в такой стерильно-тюремной обстановке нормальному человеку существовать совершенно немыслимо. Его ошибка. Когда вчера вечером обсуждали с Арзыбовым условия содержания пациента, это обстоятельство он как-то упустил. Значит, надо исправлять. Иначе вгоним Ивана в такую депрессию, что никому мало не станет. Что воспоследует — ясно даже ежу.

Пациент лежал лицом к стене, то ли спал-дремал, то ли уже плавно переползал на ту сторону.

Подать, значит, исключительно как паллиатив: мол, это больница, а через день-другой переведем тебя, брат Иван, в человеческое жилище...

Он подошел, тронул лежащего за плечо. Иван нехотя повернулся, увидел, кто пришел, попытался сесть.

Баринов удержал его, свободной рукой придвинул табуретку. Спросил негромко:

— Ну, как самочувствие? Врачи говорят, на поправку идешь, завтра можно выписывать.

Радость и признательность плеснулись в глазах Ивана. Вот так, вовремя — верный тон, нужные слова.

— А прямо сейчас нельзя, Павел Филиппович?

— Потерпи, Ваня, потерпи. Ты еще слаб, до коттеджа не дойдешь.

— Да нет, я в порядке, — он с надеждой глядел на Баринова. — Я — хоть куда. Как скажите — хоть на тесты, хоть на гипноз...

Баринов улыбнулся, ободряюще похлопал по руке.

— Прямо уж и на гипноз... Ладно, ладно, не мельтеши. Гипноз, говоришь... Ну, хорошо. Иди — умойся, приведи себя в порядок. Хочешь поработать — поработаем. А там видно будет.

Расчет оправдывается. Вот он — шанс: по горячим следам и при полном непротивлении пациента, даже как бы по его инициативе. Лучшего пока и желать не будем.

Иван плескался над умывальником, а Баринов, не теряя его из вида, поманил охранника, сказал вполголоса:

— Доложи Роману Глебовичу, что через час-полтора я переведу Ивана в коттедж. Пусть обеспечит — как наметили.

...Выглядел Иван вполне нормально. Капельки воды на русых волосах, румяные щеки, оживление на лице... Даже при двухсуточной щетине — отросла, вчера утром, видимо, не брился.

— Ну что, Ваня, приступим... Ты сидишь удобно и раскованно, тебе уютно и спокойно. Твои руки теплеют, становятся тяжелыми. Глаза