Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

А больше — нет, больше он никаких фокусов не умел... Нет, и с огнем никогда не баловался.

Да, про сны иногда рассказывал... Нет, сны как сны, обыкновенные. Только он их сразу забывал. А наломается на ферме, устанет к вечеру, так и никаких снов не видит. Мне удивлялся, как начну рассказывать: «И как ты их видишь, да еще и помнишь? Я вон сплю, как колода: вечером упал — утром встал. Может и снилось чего, не помню...»

А письмо в газету он при мне написал, да времени не было на почту сходить. После девяти дней я его вещи стала перебирать, смотрю — в кармане листок. Ванька сбегал, отправил. Платоша любил все дела до конца доводить...

Баринов слушал, вникал, раскладывал по полочкам и задавал новый вопрос. Избытком информации не тяготился — отсеем зерна от плевел, не привыкать. Хуже, если упустишь нечто важное, поначалу показавшееся незначительным.

Ну а в целом, по рассказам супруги, Платон Сивохо вырисовывался самым обыкновенным, стопроцентно нормальным человеком. И, вникая в ее рассказ, Баринов все время старался подавить досаду. Эх, не с ней бы пообщаться, а с самим Платоном... Сначала выслушать, а потом прощупать — что же у него в голове? А потом вывезти в лабораторию, и устроить полный «шмон» — по всем мыслимым и немыслимым направлениям!

...В магнитофоне кончилась вторая кассета. Акимушкин сделал знак, быстро зарядил новую, поправил микрофон на столе.

— Скажите, а Платон Матвеевич никогда не разнообразил свой, как вы говорите, фокус? — спросил он. — Ну, допустим, подвешивал коробок на нитке и заставлял его взглядом раскачиваться. А может, еще как-нибудь...

Ефросинья Карловна отрицательно покачала головой.

— Не было такого. Только вот так... или строил башенку, а потом ее валил.

«А ведь результат от этой поездки есть, я зря расстраиваюсь, — подумал Баринов. — Очень важный результат, если не решающий: Банник — не уникум. Достоверно: Банник не уникален, просто очень редкий экземпляр».

— Ну что ж, Ефросинья Карловна, — сказал он. — Спасибо вам за помощь. Разрешите еще раз выразить вам наши соболезнования. Нам пора, на этом и закончим.

— А меня что, спрашивать не будете? — подал голос Иван.

— А вы хотите что-нибудь добавить к рассказу вашей мамы? Она что-то упустила? — повернулся к нему Акимушкин.

— Да нет, она все верно говорила, — немного подумав, заявил Иван. — Он вот здесь, за столом, сядет, упулится в коробок — раз! — и коробок набок.

— Но вам есть что добавить?

— Да нет, вообще-то...

Баринов оглянулся на него и нахмурился, раздумывая. Потом решился.

— Вот что, Иван. Иди-ка сюда, садись.

Иван нерешительно откачнулся от стены, глянул на мать и, уловив ее чуть заметный кивок, разболтанной походкой подошел, неловко уселся на стул перед Бариновым.

Тот провел перед его лицом открытой ладонью, негромко отчетливо приказал:

— Спать!.. Глубже, еще глубже! — И продолжил так же спокойно и неторопливо: — Очень хорошо. Ты спишь, но все слышишь и все понимаешь... Теперь слушай меня внимательно. С этой минуты ты не пьешь. Спиртное в любом виде тебе противно — пиво, бражка, самогон, водка, вино... Любой алкоголь тебе противен. Состояние опьянения тебе неприятно. Ты больше не пьешь и заставить тебя выпить не сможет никто... Слушай и запоминай: спиртное тебе противно, ты больше не пьешь... А теперь на счет «три» ты проснешься. Раз... два... три!

— Ловко вы его, Павел Филиппович! — с легкой смесью зависти и восхищения сказал Акимушкин в спину. — За полминуты: из алкоголиков — в трезвенники.

— Да что там, — отмахнулся на ходу Баринов. — По большому счету — халтура, но на три-четыре месяца должно хватить. Если матушка на этот раз не упустит, если не дурак и сам поймет. А нет — так нет... Натура слабая, безвольная, любому влиянию подвержена. Сегодня моему, завтра — естественной среды обитания. С ним серьезно поработать, возможно, результат был бы.

— А тогда зачем старались?

Баринов не ответил. Но на подходе к машине сказал, полуобернувшись:

— Надо же как-то отблагодарить хороших людей, Марат Алексеевич. Не лишний же стольник совать! Кроме того, захотелось посмотреть, что у него за мозги.

— И что у него за мозги? — заинтересованно спросил Акимушкин.

Устраиваясь на переднем сидении, Баринов пожал плечами.

— Мозги как мозги, как у большинства — сундук с пустыми отделениями, затянутыми паутиной. При желании много бы туда поместилось. Но — не судьба.

Слукавил Баринов, умолчал кое о чем.

Что-то находилось в нескольких отделениях того сундука. Что-то непонятное, почти неощутимое... В короткий, поверхностный сеанс трудно что-либо опознать. Что-то такое — эфемерное, текучее, неопределенное... Что-то было, а что — бог знает. Собственно, Баринов нацелен-то был на другой объект, а этот просто подвернулся... Да-а, очень, очень не вовремя сунулся Платон в электрощит...

Машина уверенно, пусть и с небольшой скоростью, двигалась по узкому грейдеру с глубокими, заполненными водой канавами справа и слева. До районного центра оставалось не более десятка километров, когда Баринов все же решился.

— Петя, — обратился он к водителю, — как будет возможность — развернись, поехали назад. — И пояснил через спинку кресла Акимушкину с Блохиным, сидевшим сзади: — Хочу все же поработать с Иваном. Что-то в этом парне имеется... такого-этакого, — и пошевелил перед собой неопределенно пальцами.

...Мать, подумав, согласилась отпустить сына в Москву на обследование — тем более, при полном обеспечении: оплаченный проезд, командировочные, суточные, квартирные. Иван тоже оказался не против, только попросил срок на сборы.

Договорились, что до Москвы он доберется сам, а там встретят.

Садясь в машину, Баринов сказал:

— Ты вот что, Марат... Возьми-ка его под свое крыло. Чтобы не болтался, займи делом. Поставь в пару с надежным человеком, пусть учится.

— Куда же его определить? — вслух принялся рассуждать Акимушкин. — В виварий, разве что. Скотник, с животными обращаться умеет...

— Нет-нет, — живо отозвался Баринов. — Давай наподхват к Игумнову. Или к Суви, у того тоже зверушки. Главное, чтобы под присмотром. Что-то сдается мне, ждут нас разнообразные хлопоты с сим «гарным хлопцем».

— Что-то интересное, Павел Филиппович? — осторожно спросил Акимушкин. — Что-то полезное для нас?

Баринов поморщился.

— Обследуем попутно по полной программе, да только, похоже, нет там ничего полезного! Мозги — хоть шаром кати, пустота девственная... Но что-то все же не так. Печенкой чую — что-то не то. — Он подумал, глянул на Акимушкина внимательно. — Пора, наверное, тебя, Марат, подключить к