Внутренние. Дневник из другого мира - Екатерина Дмитриевна Тренина
Дедушка покорил мое сердце с первого дня общения. Было ощущение, что я маленькая и меня хлопают по спинке теплой старческой рукой, чтобы я уснула. Как бы мне ни хотелось раствориться в этих ощущениях, я все равно старалась быть опорой и поддержкой для него. Ведь это он мой пациент. Это его время летит и скоро кончится.
– А как зовут ее, дядь Чех? – расспрашивала я его о Внутренней, заметить которую в первый день вообще не получалось, в перерывах между физиотерапией и какими-то уколами. Похоже, Кит выбил финансирование и на курс реабилитации здоровья. Я даже видела в его прошении смету на стоматологические услуги. Молодчинка!
– Маша. Но я ее втайне от всех звал Мария Чехаридзе. Бойкая была! Жаль, что не выжила.
– Она еще жива, дядюшка Чех. И я помогу вам ее отделить.
– Ах, ну да, да.
– Абсолютно ушедшая в подсознание Внутренняя! И как ты будешь с этим работать?! Мне даже отчет наверх подавать стыдно! – опять разошелся Карим.
– Да ты со своими склянками совсем тут очерствел! Сходи хоть познакомься с пациентом, тогда расхочется бурчать, – парировала я.
Несмотря на поистине грустные показатели сначала, я ловила удовольствие от этого эксперимента.
Дядя Чех спокойно и мудро принял правду:
– Да я уж думал, что умер и в раю, а тут вы меня обратно возвращаете. Ну, надо так надо. Побуду еще чуток. Говоришь, как восьмой ребенок? Надо отделить? Хе-хе, предыдущих семерых отделяла у нас в семье в основном мать, но прогресс на месте не стоит, может, и у меня что выйдет. Хе-хе-хе.
Первые несколько дней мы провели в стенах лаборатории, потом вышли погулять в лес и на речку. Желание пациента – закон.
А потом дедушка попросился домой. Я уже сомневалась в необходимости воссоздания его привычной среды для эксперимента, но без нее совсем не обойтись. Сомневаюсь, что дедушку устроит жизнь в мегаполисе, даже с вылазками в лес.
Поехали мы в деревню. С нами второй мой коллега-психолог, пара врачей и куча оборудования. Кит грустно нас провожал. А к Кариму пришлось подниматься в лабораторию, чтобы попрощаться.
– Ты собака сутулая, Карим.
– Поезжай, поезжай. В следующий раз вместо того, чтобы марать кучу листов бумаги, печатая запрос на действия в среде обитания пациента, будем просто писать: «Кат собралась в отпуск».
– Ну, недаром же мой бывший муж так любил командировки. Пора и мне познать эти блага.
Через двое суток мы добрались в деревню дядюшки Чеха. Семья бурно его встретила, и даже было застолье. Но потом я стала понимать, что приезжать сюда было ошибкой.
Привычная среда не давала дядюшке Чеху сосредоточиться на отделении. Она просто на корню вырубала все его движения в сторону собственных интересов. Все, на чем была построена моя предыдущая программа, тут не работало. Близкие поглотили личность дядюшки Чеха и не понимали, почему он, как и прежде, не идет на работу и не несет добытое домой. Почему он не заботится о них с такой же силой, как раньше?
Дядя Чех погрустил, а на следующий день встал ни свет ни заря, взял свою сумку и пошел на работу. Наверное, поначалу он верил в чудо – два месяца будут только его. Но потом понял, что система слишком ригидная и неповоротливая. Родные все так же нуждаются, ответственность никуда не ушла.
Надо ли говорить, что все эти дни от его Внутренней не было и весточки?
Я написала в штаб просьбу о срочной эвакуации. А затем занялась организацией отступления. Кит прислал за нами автобус.
Дядюшка Чех был удивлен и весел. Я сливала стресс тем, что орала из окна автобуса на поля. Один из психологов выпил успокоительное, надел наушники и залип в кино, другой выпил алкоголь и уснул.
Дяде Чеху понравилось мое занятие, и мы поорали из автобуса с ним на пару. Потом к нам присоединились еще два медицинских работника.
Немого придя в себя, я задумалась, что же делать дальше. В столице работать не вариант, в родной деревне – тоже.
– Что вы больше всего любили делать в детстве? – спросила я у дядюшки Чеха.
– С животиной возиться. Коровки особенно нравились. От них вкусно пахло. Бывает, убегу на целый день из дома и ничего не ем, кроме ягод и яблок. Да к коровам подбегал и прямо из вымени у них пил. А они, хорошие, никогда не пинали меня, понимали, что малой.
А потом подрос и видел, как мамка телят хворых выхаживает. Однажды всю ночь с ней просидел, и как-то тепло было на душе наутро. Ждал даже, когда мамка опять кем-то займется, и к ней прибивался. Коровки за выхоженных детей всегда благодарили: подойдет, бывает, голову прижмет к тебе. И так хорошо становится.
Выслушав, я связалась с волонтерами и попросила их найти для нас местечко, где дядя Чех мог бы возиться с коровами сколько душе угодно и уходить отдыхать свободно. И чтобы это место выдержало меня и всю нашу команду медиков и психологов.
Волонтеры и Кит встречали нас на подъезде к городу. Возвращаться в лабораторию не пришлось, сразу отправились на новое место: небольшую частную ферму с хорошим оборудованием, местом для проживания персонала и полями и лесом вокруг.
– Во сколько денег это тебе вылилось? – спросила я шепотом Кита.
– Не переживай. Я справлюсь.
День бежал за днем, и это правда было похоже на отпуск. В свободное от работы время я гуляла в полях, наслаждаясь сухостоем и вкрапленными в него луговыми цветами. Иногда ходила в лес и валила там тонкие сухие деревья, представляя, что я зубр и прочищаю заросли. Я прыгала, хваталась за сухие ветки больших деревьев, а потом они обламывались под моим весом, и я приземлялась на ноги с чувством, что я ловкая и сильная.
Природа способна навести порядок в любой душе. Я видела, что дядюшке Чеху все меньше были нужны врачи. Первый психолог перестал пить успокоительное, второй – алкоголь. Кит осваивал трактор и уже неплохо с ним управлялся. Но Внутренней так и не было. Иногда я даже думала, а вдруг он ее отделил и забыл. Мне даже уже было стыдно перед Каримом, и я представляла, как он будет ехидничать, когда я вернусь. Кит был молодцом – ни слова не проронил на эту тему. Видимо,
