Внутренние. Дневник из другого мира - Екатерина Дмитриевна Тренина
И тут в комнату влетел Кит. Сел на пол. Взял меня на ручки и стал качать.
Как он все узнал? Камеры? Я кричу так, что звукоизоляция не справилась?
– Да, ты отделила меня на сто процентов, но это не значит, что ты не имеешь права на связь между Рожденным и его Внутренним, – ответил на мой вопрос Кит.
Мы остановили эксперименты на две недели. Но уже через неделю нам стало названивать руководство с требованием продолжить работу. Уж не знаю, какая вожжа попала им под хвост. Одно ясно: наши исследования кому-то на верхушке очень нужны. Видимо, они ждали окончания, чтобы уже по протоптанной дорожке безопасно отделить какого-то ценного Внутреннего.
Наша тройка собралась в лаборатории. Я, лохматая и хмурая на какой-то из стадий депрессии, сидела, красноглазый Карим курил. У меня разболелась голова от дыма, о чем я незамедлительно проворчала Кариму.
– В таком состоянии нас к живому пациенту даже подпускать нельзя, не то что проводить с ним эксперимент, – констатировал бледный и слишком прямо сидящий Кит.
Однако задачи руководством были озвучены. Кит должен был работать над продлением времени действия медиатора. Карим – над новым медиатором. А я должна была незамедлительно начинать четвертый эксперимент с тем медиатором, который имеем.
– Знаете, я ненавижу науку. Пожалуй, я была очень наивна, вступая в ее ряды. Я романтизировала нашу идею. Надо быть по-настоящему циничным человеком, чтобы идти вперед, несмотря на все неудачи, или сверхсильным и светлым. Я ни сюда, ни туда не дотягиваю. Как вы это делали раньше, ребята?
– Мне повезло. Все мои пациенты спали, и я даже взглядом с ними никогда не встречался, не то что устраивал задушевные разговоры о жизни и смерти. А у Карима в подопечных были капсулы, – сказал Кит и получил скомканной салфеткой в лоб.
– Я хочу изменить параметры пациента. Попрошу аналитический отдел найти по-настоящему взрослого осознанного человека.
– Думаю, все взрослые и осознанные уже давно отделили своих Внутренних.
– Пусть поищут в глубинках, в малоразвитых странах, там, где не ступала нога психологии. Я не могу больше издеваться над детьми.
Аналитический отдел меня не подвел. Они подобрали нам идеального кандидата. Видимо, этим ребятам чем-то нравился наш эксперимент, потому что они очень сильно включились в нашу работу и стали понимать ее изнутри.
Я сразу же утвердила его. Михаил Иванович Чеховник. По-простому – дядя Чех. Шестьдесят один год. Спит два года. Из глубинки нашей страны – не будет языкового барьера. Впервые вышел на работу, когда неожиданно стал отцом, – в четырнадцать. Ни от ребенка, ни от женитьбы не отказался. Всю жизнь проработал в сельском хозяйстве. Тащил на себе семью: жена и семеро детей. Кто умер из них, кто спился, кто пошел по его стопам. Снасчета, естественно, нет. Капсулу родные не в состоянии были оплачивать. После ухода в сон долго лежал дома. Когда стал совсем плох, дочка пожалела и отвезла в ближайшую городскую больницу. Ее сбережений и времени хватило только на это. Ее возвращения ждали четверо детей и больная мать. Врачи подлечили, прокапали. Пропустили по всем льготам, какие были на тот момент. Но и у медицины есть свои пределы. Дедушку было пора погружать в капсулу, а потянуть бесплатную капсулу лечебница не могла.
И тут на выручку пришли волонтеры. Оказывается, мы совсем выпали из окружающего мира, просиживая в своей лаборатории, и даже не знали, что появилось новое ответвление волонтерской деятельности. Люди объединяются и помогают никому не нужным беднякам и старикам попасть в капсулы сна. Создают им снасчет и открывают на него сбор. Все, кто сопереживают, кидают понемногу. С миру по нитке – снопролонгированному капсула.
Это движение появилось после открытия Кита. Когда мир понял, что «сыркам» придется оплатить долг по Договору. И у этичных людей заболело сердце за ушедших в сон. Они не могли помочь всем. Оттого выбирали. И в приоритете были те, кто стал «сырком» ради доброго дела. Например, выращивания семерых детей.
По причине того, что отцовство и тяжелая работа случились задолго до материального отделения Внутренней, Михаил Иванович знал, что это такое, и даже видел у своих детей, но у него самого никогда не было на это времени. И Внутренняя потихоньку сидела далеко на заднем фоне сознания и старалась помочь тем, что не тратила на себя ни одной капельки его времени и сил.
– Ох, не знаю, Кат! Отделение у таких пожилых людей идет годами, ты же знаешь, – бурчал Карим.
– Он подходит, – упрямилась я.
– Благом будет уже то, что на время всего эксперимента его расходы будут финансироваться из государственной казны, и волонтеры немного передохнут, – поддержал меня Кит.
– Возьмите лучше молодого с четким подтверждением, что умрет он от неизлечимой болезни, – продолжал Карим.
– Следующим возьмем. Сейчас взрослый, – не сдавалась я.
– Ты сейчас работаешь не на благо эксперимента, а думаешь о себе и малодушничаешь.
– Спокойней. Только драки нам тут не хватало. На самом деле она правильно делает. Если Кат сейчас наступит себе на горло и заставит себя сделать эксперимент с молодым пациентом, то выгорит, и мы ее потеряем из напарников. Проведя слегка левый эксперимент, она отдохнет и наберется сил идти с нами дальше, – смотрел в корень Кит.
– Эксперимент не левый!
– Ладно, ладно!
И когда все согласились, начались подготовительные будни: транспортировка пациента прямо в капсуле к нам, вывод его из капсулы, поиск и переговоры с родными. Их разрешение нам не требовалась, так как его официальными опекунами были волонтеры. Но мне показалось важным их известить. И узнать, примут ли они участие в эксперименте.
Семья вроде немного обрадовалась. По крайней мере, дочка, которая отвозила отца в больницу. Остальные были больше напряжены и хотели жить как жили. Но все-таки все согласились увидеться, и жена даже была готова принять мужа к себе в комнату. Их дом уже перешел во владения мужа дочери, и жена была там больше как помощница: нянька да кухарка.
Я попросила себе двух психологов в помощь. Кит накатал прошение наверх, где виртуозно объяснил зачем. Финансирование выделили. Коллег выдали.
И я ни на минуту не пожалела. Один из них мне понадобился в первые же полчаса эксперимента.
Дядя Чех еще только пришел в себя. У него еще кружилась голова. Его жена – единственный родственник, который смог его встретить из капсулы, – сразу начала ему жаловаться на свою жизнь: как ей плохо живется с
