Наука о чужих. Как ученые объясняют возможность жизни на других планетах - Антон Иванович Первушин

типа египетских пирамид и соборов с куполообразными крышами. Кроме того, он отмечал появление огней и дымов, которые увязывал с разумной деятельностью селенитов. Самое важное открытие Груйтуйзен сделал 12 июля 1822 года, изучая через телескоп участок у кратера Шрётер (названного так в честь вышеупомянутого немецкого астронома), находящийся в центральной части видимого диска Луны, у Залива Зноя (Sinus Aestuum) Моря Островов (Mare Insularum). Он увидел и зарисовал загадочное образование, которое напоминало фрагмент паучьей сети: низкие прямые валы, расходящиеся под углом 45°, соединенные попарно «решёткой» из поперечных валов. На одном из концов сети было расположено нечто, напоминающее цитадель. Образование, названное позже «Валлверк» (Wallwerk), что можно перевести с немецкого языка как «город, окружённый крепостной стеной», Груйтуйзен считал самым весомым доказательством в пользу гипотезы обитаемости Луны.

Рис. 19. Зарисовка лунного города «Валлверк», выполненная Францем фон Груйтуйзеном. 1822 год.

Возможно, монография осталась бы незамеченной, если бы мюнхенский врач-астроном не приложил изрядные усилия для распространения информации о своём открытии. Для начала он подготовил для берлинского «Астрономического ежегодника» (Astronomisches Jahrbuch) статью о «Валлверке», в которой выражал уверенность, что любой человек с «хорошим опытным глазом» при «благоприятных условиях» может подтвердить наличие города на Луне. Затем пустился в путешествие по Европе, рекламируя результаты своих наблюдений, охотно общаясь с газетчиками и привлекая к обсуждению авторитетных специалистов. Первым существование «Валлверка» подтвердил князь Клеменс фон Меттерних-Виннебург цу Байлыптайн, занимавший должность канцлера Австрийской империи; позднее к нему присоединились известные астрономы – Иоанн фон Боненбергер и Генрих Швабе. Кроме того, появлялись сообщения, что изыскания Груйтуйзена поддержали Генрих Ольберс и даже великий Карл Фридрих Гаусс, прославившийся математическими работами.

Считается, что впечатлённый загадкой «Валлверка» Гаусс предложил проект сигнализации между землянами и селенитами: для привлечения внимания последних необходимо посадить на большой равнине деревья таким образом, чтобы они образовывали геометрическое изображение теоремы Пифагора. С похожей инициативой, как утверждалось, выступил и венский астроном Qозеф Иоганн фон Литров (Литтров). Якобы он предложил выкопать в Сахаре круговой канал шириной несколько сотен метров и диаметром 35 км, который можно было бы заполнить керосином: если его поджечь, канал стал бы виден с Луны. Согласно другой версии, фон Литров собирался расположить в Сибири огромные зеркала, передвигая которые можно было бы составлять отражённым светом простейшие геометрические фигуры. Однако достоверных сведений об этих проектах нет: газетчики XIX века быстро научились выдавать на-гора выдуманные сенсационные новости, прикрываясь именами авторитетных учёных.

«Валлверк» действительно произвёл сенсацию. Даже через много лет, когда существование «лунного города» было опровергнуто, современники вспоминали о ярком впечатлении, которое произвело на них открытие Груйтуйзена. Впрочем, сразу нашлись и скептики. Издатель журнала «Анналы философии» (Annals of Philosophy) открыто издевался над Груйтуйзеном, окрестив его самого и его последователей «форменными лунатиками» и прибавив к тому, что Гаусс наверняка «посмеялся втихомолку над его чудными идеями», поскольку от мюнхенского астронома нельзя было ожидать иного, кроме «диких нелепиц». Саксонский учёный Вильгельм Лорман в 1830 году отмечал, что подобным гипотезам, помещающим на безводную и безвоздушную Луну леса, города и обитателей, «которых, быть может, удастся рассмотреть, случись им пройти толпой через лес», нет места в науке. Известный берлинский астроном Иоганн фон Медлер категорически заявил, что никогда не видел на Луне ничего похожего на искусственные укрепления. Он начертил эту кажущуюся симметричной сеть штрихами в виде целого ряда пересекающихся и спутанных горных цепей, подобных тем, какие часто видны на Луне и ничем не примечательны. В том же духе высказался и британец Томас Уэбб, описывая собственные наблюдения «Валлверка»: «В целом [объект] больше соответствует описанию Груйтуйзена, чем рисунку [Медлера]… Весь объект выглядит грубым, и хотя он странно устроен, но никогда не навёл бы меня на мысль об искусственном происхождении».

Концепция обитаемости соседних планет, получившая в XIX веке ещё и теологическое обоснование, никого не могла оставить равнодушным, особенно астрономов. И если по поводу Луны велись споры, то наблюдения за Венерой и Марсом, казалось, дают все основания утверждать, что там, определенно, есть жизнь в каких-то формах. Последовательным сторонником этой концепции был и Джон Гершель – сын Уильяма Гершеля. Его можно назвать прирождённым учёным, поскольку Гершель-младший, находясь в соответствующей обстановке, очень рано начал проявлять свои неординарные способности к математике. Закончив Кембриджский университет, он занялся проблемами оптики и, конечно, не мог остаться в стороне от практической астрономии. Одним из первых трудов Джона Гершеля в этой области стало «Изложение астрономии» (A Treatise on Astronomy, 1833). Учёный сообщал, что, пожалуй, нет более либерального и открытого всему новому направления в науке, чем изучение Вселенной. Самое же поразительное заключается в том, что почти все значительные открытия, сделанные астрономами, вступают в противоречие с вульгарными умозаключениями, которые мы выводим из повседневных наблюдений. Решительно невозможно доказать без привлечения астрономии, что Земля не покоится в центре мира, а быстро несётся в пустоте вместе с Солнцем и другими планетами, при этом вращаясь вокруг своей оси и вокруг Солнца. Однако сегодня мы это знаем со всей определённостью. Возникает необходимость сделать следующий шаг: если наша планета не является «центральной», то, вероятно, и жизнь на ней не может быть признана чем-то уникальным. «Солнце и Луна, которые выглядят в глазах профана небольшими круглыми телами, становятся в его [астронома] представлении огромными шарами, один из которых по величине сопоставим с Землёй, а второй – намного превосходит её. Планеты, которые кажутся звёздами, лишь чуть более яркими, чем остальные, являются для него [астронома] просторными, тщательно продуманными и пригодными для жилья мирами; некоторые из них значительно больше и гораздо причудливее устроены, чем Земля, на которой он живёт; а звёзды, называемые неподвижными, которые обычно воспринимаются лишь яркими искрами или блестящими атомами, для него – настоящие солнца, разнообразные и необыкновенные, средоточия жизни и света мириадов невидимых миров». Такие слова в пользу базовой доктрины ксенологии, с учётом крепнущей научной репутации Джона Гершеля и непререкаемого авторитета его отца, дорогого стоили. И хотя, как мы видим, молодой астроном довольно осторожно комментировал популярные идеи, это не помешало ему оказаться в центре одной из самых необычных мистификаций XIX века, вошедшей в историю под названием «Большое лунное надувательство» (The Great Moon Hoax).

В ноябре 1833 года Джон Гершель отправился в Кейптаун, который расположен на побережье Атлантического океана, неподалёку от Мыса Доброй Надежды, где наблюдал за небосводом Южного полушария на протяжении четырёх лет. Его оторванность от цивилизации и известность как наиболее перспективного астронома способствовали тому, что именно Гершеля-младшего выбрал автор «надувательства» в качестве центрального персонажа, упоминание которого