Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков
— Встретитесь — объяснишь. Сейчас-то что без толку в погремушку тарахтеть, — пожал плечами Щетинкин. — Лучше вот что скажи: сам Банник о твоем решении знает?
— Догадывается. Думаю — даже уверен. Иначе он так просто меня бы не отпустил... Да и что говорить, переиграл он меня по всем статьям.
— Ты вот что, парень, не комплексуйся и на этом не зацикливайся! — строго сказал Щетинкин и нахмурился. — Против лома нет приема. Лучше продумай, как обставить всё с меньшими потерями и сравнительно безболезненно... Лиза что говорит? Ладно-ладно, я тебя понял! Москва, столица нашей родины... А вот лаборатория, да и институт без тебя завалится, к бабке не ходи.
— В январе Игорь защитится, через год сможет принять лабораторию. Потянет. К тому времени я ее на субподряд возьму — с людьми, с тематикой... И квартиру на него перепишу, хватит на восьми метрах в малосемейке ютиться. — Баринов усмехнулся. — Может, хоть тогда женится.
— Да-а... — протянул Щетинкин, встал, прошелся по веранде, снова сел за стол. — Вижу, все действительно серьезно и основательно... Значит, примешься потрошить Банника. Ну и, наверное, того парнишку из Свердловска. За компанию.
Баринов поднял глаза, внимательно посмотрел на Щетинкина.
— Банника — да. А вот Олега... — он выразительно покачал головой. — Постараюсь до самого последнего оставить его в покое. Можешь считать капризом, или сентиментальностью — неважно.
— Нет-нет, Паша, все правильно. — Он помолчал, потом вопросительно посмотрел на Баринова. — Слушай, Паша, а может, все же дернем по рюмашечке, как?
Баринов поморщился.
— Не хочется, Сережа. Я сегодня как свежемороженый хек — любимец народа. Самому противно.
— Ладно, не бери в голову, все перемелется. Но вот как ты будешь экспериментировать с одним-единственным объектом...
— Ну, на первых порах сойдет и один. Вообще же возможности там большие, несравнимые, организуем «гребеночку» по градам и весям на предмет поиска разных чудиков. Глядишь, отловим еще пару-тройку.
— Гм-м, задачка! — Щетинкин помолчал, размышляя. — Даже не знаю, что посоветовать... — И вдруг оживился: — Слушай, как у тебя отношения с пишущей братией?
— С кем, с кем? — не понял Баринов. — С какой братией?
— Найди какого-нибудь писаку из молодых и неразборчивых. С желтоватым налетом и бойким пером. Организуй под рубрикой «Новое в науке» что-то вроде репортажа из «Лаборатории непознанных явлений», где серьезные ученые — не ниже профессора! — изучают явление реинкарнации. И название какое-нибудь дай броское, вроде «Мой дедушка — неандерталец», или «Моя прабабушка была царицей Савской»... В общем, побольше заманухи, щекочущей нервы. На грани фола, публике понравится. И в заключение призыв: граждане, кто видит сны из прошлой своей жизни — пишите письма, шлите телеграммы! И вас тоже обследуем и изучим, и в газете пропечатаем. Знаешь, сколько желающих найдется? Топором не отмашешься.
— Ты часом, не с дуба упал, Серега? — Баринов чуть ли не покрутил пальцем у виска. — Кто ж такую ересь будет печатать?
— Ну, не в «Правде», разумеется. И не в «Известиях». Разве мало других? «Труд», «Гудок», «Советская Россия»... да та же «Комсомолка»! Тоже выдает иногда статейки — я тебе дам!
— Да я про другое. Кто ж даст добро на разглашение государственной тайны?
— Так все же «ересь» или «гостайна»? — прищурился Щетинкин. — Вы уж, Иван Соломонович, определитесь — или крест снимите, или трусы наденьте... А «разрешат», не «разрешат» — позаботится Банник. Зато представляешь, сотни тысяч писем со всего Советского Союза! Пусть девяносто девять и девять от явных шизофреников, но непременно случится двое-трое новых Афанасьевых-Банников, отсеять ведь несложно.
— Ну-у, я не знаю...
— А ты подумай, подумай. Прикинь, каков может быть результат.
Баринов и вправду призадумался. На второй взгляд идея казалась уже и не такой бредовой. Особенно в части сроков и трудозатрат.
Даже если задействовать десяток групп, сколько понадобится времени, чтобы хотя бы вчерне охватить пять-шесть областей? Причем предварительно потребуется разработать что-то вроде методики выборки, обучить соответствующий персонал, обеспечить фронт работ... А итог весьма сомнителен.
Во-первых, неясно, среди каких категорий проводить обследование. Нужные люди наверняка психически ни у кого, разве только у себя, не вызывают сомнений, значит, не проходят ни по каким учетам. Как, скажем, Афанасьева, Артюхов, Запевалова... да тот же Банник. Во-вторых, они всё же опасаются делиться фактом своих снов из чужих жизней с посторонними, что совершенно естественно. Значит, неизвестны не только в широких, но и в узких кругах. Разве что среди близких родственников, да и то необязательно. Это тебе не ясновидцы, не народные целители, не гадалки — тем нужна хоть минимальная, но реклама.
А население приучено верить газетам — истово и бездумно. Что напечатано — то истина. Если публично дать понять, что ими интересуются на государственном уровне, трое из десяти «сонников» ринутся принести пользу науке, еще трое понадеются, что наука поможет им избавиться от этой «напасти», еще трое не упустят возможности прославиться в масштабах страны. И лишь один затаится, по привычке собственной натуры видя в том непременный подвох, направленный лично против него.
— Да, кстати, хорошо бы Олега предупредить, напомнить еще разок, чтобы ни на какие провокации не поддавался, чтобы лег на дно, как подводная лодка. Сам-то я опасаюсь с ним встречаться. Может, Игоря послать? Или Лизу?
— Паша, а давай-ка я смотаюсь в Свердловск. Меня Олег знает. А заодно... — Щетинкин помолчал, потом все же продолжил: — А заодно и в Новосибирск. Поговорю с Борисом, постараюсь ему все объяснить — ну, как сам вижу.
Баринов вздохнул, потянулся за сигаретами... Воздух здесь такой чистый, рафинированный. Сидят они третий час, а на курево не тянуло.
— Эх, Серега, боюсь, Борис меня не только не поймет, но и довольно жестко осудит... Что ж, его право. Я бы на его месте, скорее всего, поступил так же.
— Давай каждый из нас останется на своем месте, — довольно жестко сказал Щетинкин. — Сегодня понедельник. В четверг я смогу вылететь. С билетами поможешь?
— Безусловно!.. Ну а я тогда так: эту неделю кладу на усушку-утряску. Завтра с утра в горком, потом в институт. Но тебя обязательно дождусь. Три-четыре дня тебе хватит?
Щетинкин утвердительно кивнул.
— Если что непредвиденное — позвоню... Теперь по Афанасьевой. Экспертиза, в сущности, закончена, остались детали, и общую картину они не изменят. Никаких отклонений, не говоря уже о патологии, в ее мозгу не обнаружили. Так что, извини, порадовать нечем. Отчет переслать в институт или тебе на руки?
— Знаешь, Сережа... — Баринов на