Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Педаль я в запале все же нажал, но выстрел не произвел никакого эффекта, так как в том месте, куда торпеды так стремились, глубина бухты резко менялась с десяти метров до тридцати, образовывая почти отвесный скальный порог. Торпеды, нырнув до самого дна, за этим порогом укрылись от ультразвука, не причинившего им никакого вреда, а мы неслись на полном ходу маневровых турбин, и не было у нас времени на торможение или крутые маневры.
Больше всего я боялся, что торпеды рванут, когда мы пронесемся прямо над ними, но Чернуха взяла ручку управления на себя и в крутой «горке» вытянула «Толстозадого» к самой поверхности. Нас с торпедами разделяло тридцать метров, и ни мы не знали, достаточно ли это для устойчивого поражения, ни торпеды. Они пропустили нас, не взорвались.
Мне нужно было всего пять секунд на забивку «банок», затем я бы произвел всего один выстрел, и торпедам бы точно пришел бы конец, так как им больше негде было укрыться. Но твари не дали нам этого времени. Они запомнили, сколько длится пауза между выстрелами, хитрые бестии, и все рассчитали с точностью до секунды. Стоило нам пронестись над двумя уцелевшими стаями, еще две вынырнули из-за скал у входа в бухту и преградили нам путь.
Они нас зажали, намертво, и нам некуда было деться, и до выстрела было еще полных две секунды. Но даже когда забьются «банки», я смогу сделать всего один выстрел, уничтожу одну из двух стай, а вторая нас все равно и с гарантией торпедирует в упор.
Я внутренне сжался, от того, что обманул доверие Чернухи, и от страха, что через миг нас шарахнет, вынося лопатки турбин, погаснут проекции радаров и сонаров, ослепнут ходовые мониторы, и нам останется лишь опуститься на дно, где под непробиваемой броней ждать прибытия Вершинского.
Глава 9. «Не в своей тарелке»
Первый удар оказался мощнее, чем я ожидал, противоперегрузочные ремни впились в тело, и веки мои непроизвольно зажмурились, потому что нападение стаи торпед одним ударом точно не ограничится. Но второй удар оказался намного сильнее первого, я даже на миг потерял сознание, затем вынырнул в реальность, но не мог сообразить, сколько времени провел в забытьи, сколько ударов случилось, и к каким повреждениям они привели.
Темнота была полной, и до меня не сразу дошло, что дело не в отсутствии освещения, а в том, что я сижу, плотно зажмурившись. Сердце колотилось с такой силой и частотой, что мне снова стало дурно. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы в голове прояснилось.
Наконец, я осторожно открыл глаза.
Во-первых, с освещением все было в порядке, и ничего фантастического в этом не было, ведь силовая установка и кабели защищены броней из реликта, точно как мы с Чернухой. Во-вторых, монитор радара исправно показывал цели. Это, вот, было уже странно, так как от взрыва торпеды в непосредственной близости любой датчик накроется, а все они размещены снаружи, ведь под броней от них никакого толку. Впрочем, показания радара были очень странными, настолько странными, что я не понимал, как их можно интерпретировать. Я отчетливо видел множество меток патрульников, но не сзади, где они должны быть, а справа, причем не точно справа, где они могли оказаться, разверни нас бортом по ходу движения, а справа и позади, чего в нормальном евклидовом пространстве ну никак не могло случиться, находись мы в акватории бухты. Так же я отчетливо видел четыре стаи торпед, две, над которыми мы промчались, и две, преградивших нам выход из бухты. Но они были не с кормы и с носа, как было секунду назад, а довольно далеко позади и чуть слева. Это можно было объяснить лишь неисправностью радара, вычислителя, или они оба дали сбой.
Сонар показывал вообще непонятно что, настолько откровенную чушь, что программный интерпретатор не мог превратить это в какие-то образы, проявляя лишь размытые пятна.
Меня начало колотить от непонимания происходящего, было ощущение, что мне не информации не хватает, а воздуха. Понимая, что уж камеры ходовых мониторов точно не могли уцелеть, я все же не удержался и перебросил изображение с них на один из своих дисплеев.
Как ни странно, камеры выдавали сигнал, но еще более странный, чем радар и сонар. Можно было сказать, что они не показывают ничего, но это не совсем верно. Что-то они показывали, сигнал от них точно шел и интерпретировался вычислителем, это было понятно по градиенту освещенности в поле зрения, но в этом поле зрения не было ни одного узнаваемого объекта, да и вообще никаких объектов – просто ровная засветка, словно в лоб нам лупили десятки дуговых прожекторов.
Это было уж совсем через чур. Но тут раздался голос Чернухи, и мне сразу стало полегче.
– Эй, Долговязый, ты там живой? – осторожно спросила она.
– Честно говоря, не знаю, – ответил я. – Судя по показаниям приборов, нас так долбануло, что мы вылетели в параллельное измерение.
– Точнее не скажешь, – серьезным тоном произнесла Чернуха. – Вылетели мы далеко.
– Издеваешься?
– Нет, ты действительно прав. Показания приборов за гранью возможного.
– Особенно показания ходовых камер.
– А, камеры? Нет, с камерами как раз все нормально, просто у них чувствительность большая, и они в пересвете.
– Какой, к дьяволу, пересвет? Ты о чем? Откуда сигнал идет?
– От камер, я же говорю, с ними все нормально. Просто они направлены в небо.
Вот тут меня проняло основательно. Я вдруг понял, что Чернуха такого не могла сказать, что она мне лишь кажется. Что броня из реликта нас не защитила, торпеды нас убили, а все происходящее не более, чем галлюцинации умирающих нейронов. Ужас меня охватил такой, какого я еще никогда не испытывал. Успокаивало лишь то, что это не продлится долго, надо лишь немного подождать, когда нейронные импульсы окончательно угаснут, и тогда наступит вечная тьма. Я как-то иначе представлял себе смерть. Вообще не так.
– Долговязый! – снова позвал голос Чернухи. – Ты там как вообще?
– Умираю, – зачем-то ответил я.
– Это ты зря. Приходи в себя, надо активировать пулеметы.
При чем тут пулеметы, зачем они вообще нужны, и почему мой умирающий мозг бредит столь замысловатым образом, я понять не мог. Но все это как-то слишком затягивалось, и я решил проявить чуть большую активность в своем посмертном существовании, раз уж оно не собиралось прекращаться.
Помотав головой, я, смеха ради, все же активировал пулеметную систему и перевел слайдер микшера управления в приоритет автомата управления огнем. Система тут же выдала сообщение об уверенном захвате тридцати целей, приближающихся атакующим курсом.
И тут у меня мозги разом на место встали, я за одно краткое мгновение понял, что с нами на самом деле произошло. Картина четко прорисовалась в воображении, как мы мчимся под водой, почти у самой поверхности, как спереди нам преграждают путь торпеды, и позади всплывают еще две перехитривших нас стаи. У нас не было выхода, но Чернуха его нашла.
То, что я принял за первый торпедный удар, было вовсе не торпедным ударом, а стартом маршевого мотора после неполной продувки. Батиплан на полной реактивной тяге вышвырнуло из воды, но он не упал обратно, а рухнул на скалы и там застрял носом в небо. Именно поэтому радар показывал бухту как бы со стороны, а ходовые камеры, действительно, просто показывали чистое небо. Сонар же на воздухе вообще работать не приспособлен, вот он и показывал белиберду.
– Ты выбросилась на скалы? – спросил я Чернуху.
– А что нам оставалось делать?
– Нет, я без претензий, просто у меня чуть кукушка не улетела при попытке интерпретировать показания приборов.
– Прости, на совещание времени не было.
– Да, это факт. Я активировал пулемет. Автомат управления захватил три десятка патрульников, напирающих с севера. Вылезли из воды, думают до нас добраться. Но это уж точно дудки.
Уже намного более осознанно я перевел пулемет в режим номер три. когда
