Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

– Давай помогу. – Кёнвальд появился ниоткуда и выхватил один из них, безошибочно выбрав самый тяжёлый. – О, не знал, что ты любишь сушёную морскую капусту и жгучий перец.

С трудом возвратившись в реальность, она заглянула в пакет и едва сдержала ругательство: среди упаковок молока, которое при таком количестве кошек всегда можно было использовать рационально, и безусловно нужных вещей вроде туалетной бумаги, спагетти и консервов разного вида притулилось восемь пачек прессованных водорослей и шесть пакетиков чили.

– Ну, у меня есть рис… К рису всё идёт, – с сомнением протянула она.

Кёнвальд вздёрнул бровь, затем открыл рот, но так ничего и не сказал.

Тина подумала, что это и есть главный показатель внутреннего благородства. Ещё на подходе к дому-с-репутацией стало ясно, что репутация его изрядно подмочена.

Во-первых, были распахнуты все окна на первом этаже. Во-вторых, из них лилась громкая музыка и доносились подозрительные вопли, периодически перемежающиеся гоготом. В-третьих, перед калиткой был крайне неаккуратно припаркован древний кабриолет канареечно-жёлтого цвета с брезентовой крышей-гармошкой, а на запущенном газоне валялись, слившись в любовных объятиях, два брошенных впопыхах велосипеда, один другого страшнее.

Чуть сглаживала впечатление мисс Рошетт в безупречно белом костюме, с блестящими шпильками в волосах, попивающая какао в кресле-качалке у порога.

– Внутри несколько шумно, – сообщила она, блаженно прикрывая глаза на мгновение. – А тут в самый раз.

– Что там происходит? – обречённо спросила Тина.

– Детектив Йорк и дети поспорили, у кого лучше музыкальный вкус, – улыбнулась мисс Рошетт. Вокруг глаз разбежались лучики-морщинки. – А вы, молодой человек, полагаю, тот самый волшебник Кёнвальд? Наслышана, наслышана.

Он шагнул к креслу и, непринуждённо склонившись, поцеловал ей руку.

– Мы уже встречались, Мари-Франсуаза, – произнёс он, лукаво подмигнув. – Шестьдесят с чем-то лет назад, на мосту у почтового отделения. Я тогда был без ума от полосатых жилеток и беретов.

Глаза у мисс Рошетт недоумённо округлились… а потом она рассмеялась:

– Тот смешной юноша, который рассказал мне о гонках и посоветовал бросить мужа! Ох, конечно, я помню! Но как?..

– Я тоже помню – всех вас, – ответил Кёнвальд бесхитростно, помогая ей подняться из кресла. – Путешествия пошли тебе на пользу. Ты светишься.

– Чего не могу сказать о вашем вкусе, юноша. Что за странный зверь у вас на футболке? Смею заверить, что лисы выглядят несколько иначе. Например, у них только четыре лапы…

Пикируясь подобным образом, они вошли в дом. Тина помедлила; она остановила кресло-качалку, положив ладонь на колеблющийся подлокотник. В мыслях царил сумбур. Кённа рядом с мисс Рошетт выглядел удивительно гармонично; то, что этих двоих, оказывается, связывали воспоминания, отзывалось в душе странным теплом… и горечью.

«Когда-нибудь и я так постарею. А он останется молодым».

Думать об этом не хотелось.

Тина перешагнула порог, закрыла дверь и оставила дурацкие страхи снаружи.

«В конце концов, нам пока надо хотя бы выжить».

Йорк, видимо, решил выступить в поддержку клуба по-дурацки одетых людей, где уже состояли Уиллоу с её кислотными футболками и шортами, держащимися на честном слове, и Кённа со своей коллекцией идиотских принтов. В свободное от работы и бесплодной охоты на маньяков время детектив, оказывается, носил мешковатые застиранные джинсы и аляповатые гавайские рубашки. В сочетании с мощными бицепсами и покрасневшим от криков лицом это производило мощное впечатление, подобное выставке кубистов, перенесённой в позднее Средневековье.

Тина досчитала до пяти и ткнула пальцем в главный источник шума и бардака.

– Кто. Притащил. Сюда. Это? – чётко и раздельно спросила она, указывая на старенькую переносную стереосистему, орущую на подоконнике на четыре писклявых голоса разом.

– Он, – быстро сдала Уиллоу детектива. И добавила с гордостью: – А диск мой. Раритет! Таких уже лет пятнадцать не купишь!

– И хвала небесам, – тихо заметила мисс Рошетт в сторону.

Следующие пять минут фальцет-квартет с раритетного диска даже несколько померк по сравнению с тем, что творилось в действительности. Уиллоу проникновенно защищала своих кумиров, Маркос горячо её поддерживал, Йорк пытался поставить на место «наглых сосунков, ничего не понимающих в музыке», а Тина – заткнуть всех, включая стереосистему, но, избалованная библиотечной тишиной, никак не могла перекричать гам. Ситуацию разрулила мисс Рошетт: она выдернула шнур из розетки, потом воскликнула:

– Моё сердце! – и, добившись относительного затишья, продолжила уже спокойным голосом: – Моё сердце требует джаза, а оно уже немолодое, его желания следует уважать. Юноша, не будете ли вы так любезны?..

Кёнвальд, конечно, был.

Когда адскую стереосистему вернули в машину детектива, а с чердака на подоконник перекочевал дедов ещё граммофон с коллекцией пластинок, когда забулькала кофемашина, подпевая Нине Симон, а Маркос наконец-то вспомнил, что приехал он не порожняком, а с двумя заказанными пиццами – тогда наконец воцарился мир.

– Так, а что мы празднуем? – спохватилась Уиллоу, когда коробки из «Чёрной воды» опустели. – Да к тому же в такой идиотской компании. Не, к копам я почти привыкла, так что я не на вас намекаю, детектив, – добавила она и выразительно уставилась на Кённу.

Тот жестом фокусника извлёк из пакета с покупками коробку пирожных и предположил:

– Понятия не имею. Спрашивай у неё, – кивнул он на Тину. – Может, то, что я сегодня трижды стал убийцей, а один раз едва не заделался самоубийцей? Ты только не спеши радоваться, Ива, у меня ещё всё впереди.

Эта была неудачная шутка – из тех, после которых устанавливается гробовая тишина, двое сверлят друг друга глазами, а все остальные непонимающе переглядываются. Тина кашлянула и на правах хозяйки дома поинтересовалась:

– Уиллоу, я не настаиваю, но, возможно, пора уже закопать топор войны?

Девчонка насупилась, скрещивая руки на животе. Видно было, что она сама уже пожалела, что начала это, но сдавать назад отказывалась – из чистого упрямства.

– А он тебе не поведал, наш правильный сладкий зайчик, почему я вообще топор наточила, нет? – спросила она вызывающе. – Ну тогда я сама скажу, чего уже терять. Кёнвальд предложил мне укокошить моего папашу. И даже вызвался сделать это сам и немедленно. А мне тогда было, на минуточку, десять лет.

Детектив Йорк поперхнулся своим капучино и раскашлялся. Маркос широко распахнул глаза. Мисс Рошетт промахнулась и насыпала сахар мимо чашки.

Кёнвальд и бровью не повёл.

– Может, расскажешь тогда, почему я это предложил? Заодно расскажи, сколько швов тебе наложили в больнице и почему тебе нельзя биться упрямой башкой о твёрдые предметы, даже когда очень хочется. Кто вытащил тебя с того света – можешь не говорить, так уж и быть.

– Слушай,