Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Я поглядел Заки прямо в глаза, вложив в этот взгляд смертельную угрозу.
Заки перепуганно заморгал.
— Понял ты меня, Заки?
— Д-да, — выдавил из себя Заки.
Я отпустил парня, а потом ударил со всей силы палкой по стене — палка от такого с громким хрустом переломилась.
Через миг я понял, что за мной наблюдают и обернулся — в дверях стояли часовой и Шамириам. Видимо, стоявший на часах мюрид счел все же необходимым привести устада.
Шамириам оглядела мою разгромленную келью, лишних вопросов она задавать не стала.
— Ты завтра без ужина, Ила, — распорядилась девушка.
— Госпожа, Заки не исполняет своих обязанностей! — заметил я, все еще держа в руках обломок палки.
— И без завтрака, — ласково произнесла Шамириам, а потом ушла.
Заки скорее выскользнул из кельи вслед за ней.
Он так и остался старейшиной, Шамириам его не сместила. В следующие дни Заки уже меньше тиранил братию и свою палку на самом деле выбросил. Однако в отношении меня — ничего не изменилось. Никто не высказал мне никакой благодарности за то, что я поставил Заки на место.
А сам я устыдился того, что сделал ночью, я попросил в молитве у Отца Света прощения за это. На следующий день я снова пытался подружиться с братьями, но ответом мне было лишь глухое молчание, лишь тревожные и короткие взгляды. Заки теперь ко мне вообще не подходил ближе, чем на десяток шагов, а когда ему нужно было мне что-то передать — посылал ко мне кого-нибудь из мюридов. Но и они говорили со мной только по делу.
Я пытался дружить, но это было все равно, что дружить со стеной. Меня здесь никто не считал за человека, а считал за опасную тварь, за шайтана. И даже местные кошки разбегались от меня, когда видели… А однажды я зашел на конюшню, хотя Шамириам мне это запретила, и кони так растревожились, что чуть не вырвались из загона.
Меня ненавидели и боялись люди, меня ненавидели и боялись звери. И я постепенно стал падать в самые черные глубины отчаяния. Я больше не пытался ни с кем подружиться, но я и не нарушал распорядка. Я уже знал, что это кончится только тем, что меня приставят к самой черной работе или оставят без еды. Так Шамириам поступала в отношении меня, а вот изгонять меня никто и не думал. Иногда мне даже хотелось вообще отказаться исполнять мои обязанности, чтобы меня бросили в темницу, как Ибрагима, но на это у меня не хватило духа.
Я ходил, как во сне, я просто делал, что мне велят, я уже не пытался даже ни с кем заговорить… Я уже и сам сомневался, что я человек, а не бесплотный дух.
Наступила моя одиннадцатая ночь в обители, и, уснув, я, как и всегда, узрел подземные залы, наполненные непонятным пением, и по залам маршировали бесчисленные чудища, смутные, не имевшие облика…
Они идут на войну. Я знал это во сне, как и всегда.
А потом среди толпы чудищ вдруг мелькнуло нечто белоснежное. Это была кандура шейха. Он шёл ко мне сквозь толпу, поглаживая бороду.
И подземные залы опустели, потом совсем исчезли. Теперь я стоял перед Заповедной зеленой Башней шейха. Но обители вокруг нас не было — ни двора, ни других Башен, ни стен, ни гор за ними. Была только ночь, пустота и зеленая Башня, и шейх вышел из неё мне навстречу.
— Шейх! — выдохнул я облегченно, — Шейх, я так давно вас не видел!
— Знаю, Ила. Помнишь ли ты наше путешествие сюда, в этот тайный Дом Власти?
— Помню, шейх! Я помню, и я думаю об этом каждый день. Это путешествие — было самым счастливым временем моей жизни. Ведь тогда я обрел надежду…
— А теперь?
— А теперь нет никаких надежд, шейх. Мои братья ненавидят меня.
— Скажи, Ила — было ли во время нашего путешествия сюда что-то странное?
— Да. О, да. Много странного. Вы явили мне многие чудеса, шейх. Вы взяли с собой сюда в обитель Садата, хотя я так и не понял зачем. Вы водили меня к черным камням в Долине Крови, и я не знаю почему. Вы… Вы приказали мне убить горца, и так не сказали по какой причине. Весь наш путь был странным.
— Но он закончился, Ила. Вот — я привел тебя сюда.
— Да, шейх, но…
— Твой путь еще не окончен.
— Разве нет? Я же уже в монастыре.
— Твои ноги пришли в монастырь, но дух твой еще блуждает. И духовный путь не будет окончен, пока Отец Свет не заберет тебя в Рай.
— Но как мне пройти этот путь? Я не понимаю.
— Делаешь ли ты медитации, которым научила тебя твоя наставница Шамириам?
— Да, шейх. Каждый день!
— Получается ли у тебя?
— Наверное нет. Сердце мое отравлено болью и я не могу сосредоточиться…
— Давай войдем с тобой вместе, Ила.
— Куда?
— В мою Заповедную Башню. Я покажу тебе.
Шейх взял меня за руку, я снова почувствовал теплую и мощную энергию, которая исходила от него, рука шейха будто источала свет.
Мы вместе вошли в Заповедную Башню, и я ахнул. Внутри Башни помещался огромный сад. Здесь были небеса, усыпанные яркими звездами, но все созвездия были чужими, незнакомыми, будто мы с шейхом теперь на другой планете. А некоторые звезды в черных небесах были огромными — кажется, это не звезды, а ночные солнца, сияющие в черноте.
Дул теплый ветер, журчали ручьи и фонтаны. Тут были пальмы, цветы, высокие травы, неизвестные мне растения, тут порхали ночные бабочки, пели разноцветные яркие птицы…
А еще здесь дымились благовония, на расстеленных коврах нас ожидали сладкие фрукты, напитки, горячие лепешки. И по саду гуляли полуобнаженные девы — черноволосые, черноглазые и прекрасные.
Я скорее зажмурился:
— Шейх, мне не надо этого видеть!
— Открой глаза, — рассмеялся шейх, — Девы уйдут, если хочешь.
Я открыл глаза, и девушки на самом деле пропали. Но прекрасный сад остался, и я в жизни не видел ничего более красивого.
Шейх уселся на один из ковров, взял разоженную трубку, в которой тлела пьянящая смола. Он затянулся трубкой и выпустил облачко дыма, пахшего травами.
— Вот Рай, Ила, — просто сказал шейх, — Я обладаю им, а он обладает мной. И ты тоже можешь войти.
