Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
А дальше стало еще хуже. Раньше со мной хотя бы разговаривали, теперь — нет.
— Здравствуй, брат, да благословит Отец Света твои шаги, — сказал я тому парню, с которым меня поставили стирать одежду, — Меня зовут Ила.
Парень вроде выглядел здоровым и приятным человеком, по меркам черной Башни. Но в ответ на мои слова лишь огрызнулся:
— Не говори со мной. Делай свою работу, и всё. Да помилует меня Отец Света!
— Послушай, я не джинн. Хам умер из-за своих грехов!
Но мой напарник больше не проронил ни слова.
Меня избегали, на меня не смотрели, со мной не разговаривали. Я стал будто прокаженным.
Когда пришло время тренировки — я уже был зол, как верблюд во время битвы за самку с другим самцом. Я намеревался измордовать моего соперника, но соперником мне сегодня дали очень умелого парня, и он легко меня обезоружил — несколько раз подряд. В тот день, да и в следующие, у меня все валилось из рук, даже палка на тренировках.
Я ни на чем не мог сосредоточиться, и великая печаль отравила мое сердце.
Говорила со мной теперь одна Шамириам, да и то редко. А братья-мюриды — просто делали вид, что меня не существует.
Шейх так и не показался, а Ибрагима через пару дней выпустили из темницы — он покаялся, но титул старейшины ему, конечно, уже не вернули. Старейшиной теперь стал Заки — парень был высок ростом и слишком белокож, даже по меркам северян. Видимо, кто-то из его родителей согрешил с горцем или западным человеком, у джахари такой светлой кожи не бывает. Имя у Заки было джахарийское, а вот глаза голубыми, а волосы — светлыми.
И насколько я понял — Заки за это раньше очень сильно обижали. Мне одно время казалось, что это может стать основанием для моей дружбы с Заки, меня ведь тоже обижали, но не тут-то было. Заки меня боялся даже больше, чем все остальные мюриды.
Их Заки просто напросто донимал, он был очень паршивым старейшиной, много хуже Ибрагима. Таким людям, как Заки, власть вообще давать нельзя, ибо они используют её, чтобы издеваться над другими. Заки расхаживал с палкой и не преминал пустить её в ход, если ему что-то не нравилось — например, если кто-то отвлекался во время медитации, во время работы или даже не так повязал чалму.
А Шамириам закрывала на это всё глаза.
У одного паренька был непорядок с желудком, и он ночью побежал в нужник. За это Заки выгнал его на ночной холод и оставил там на всю ночь, объявив, что несчастный нарушил распорядок обители.
Впрочем, ко мне Заки никогда не придирался, тем более не бил. Он меня боялся и избегал, как и все здесь. Однажды вечером меня это доконало. Было уже время ложиться спать, и Заки обходил кельи — он так делал каждый вечер, хотя Ибрагим, бывший раньше старейшиной, ничего подобного никогда не практиковал.
— Ты должен стоять, а не ходить, ослиная морда! — орал Заки на часового — одного из мюридов каждую ночь ставили в коридоре часовым, вручив ему сапоги и саблю, — Сделаешь хоть шаг — будешь и следующую ночь стоять на часах, ясно тебе?
Я теперь жил в «проклятой» келье, где за последний год умерли целых два послушника, в одиночестве. Однако я не стал ложиться спать. Вместо этого я разметал по келье мои одеяла и матрац, а потом громко стал распевать нашид — священное песонопение — одно из тех, которому меня научили еще в детстве, ибо тут в монастыре нашидов никогда не пели.
Крики Заки в коридоре тут же стихли. Некоторое время старейшина явно колебался, потому опасливо заглянул ко мне в келью — с таким страхом, будто заглядывал сейчас в логово льва.
— Непорядок, старейшина, — я указал на тот непорядок, который на самом деле царил в моей келье.
Раздеваться и ложиться я и не думал.
— Ничего, — пробормотал Заки и попытался уйти.
Но я рассвирепел, меня охватила отчаянная ярость. Если братья не хотят со мной по-хорошему — значит, буду по-плохому.
Я бросился к Заки, схватил его за шкирку и втащил в келью. Короткая палка была, как обычно, у Заки в руке, но он даже и не догадался пустить её в ход. Вместо этого Заки весь сжался, как котенок, которого тащат топить.
— Ты же старейшина, верблюжья ты какашка! — заорал я на Заки, — И твоя обязанность следить за порядком. Вот тут у меня непорядок, гляди!
Я ткнул Заки лицом в мое разбросанное одеяло, как тыкают нагадившего посреди жилища пса в его собственный кал.
Заки не отвечал, он был слишком напуган. А вокруг царила тишина, будто все мюриды умерли, следом за Хамом.
— Помогите, — наконец пробормотал Заки.
Но тишина осталась тишиной, и помочь ему, конечно, никто не пришёл. Братия притихла и слушала, ясное дело, никто еще не спал. Мюриды наверняка считали сейчас эту ситуацию выигрышной — ибо не любили ни меня, ни Заки. Так что никто не имел ничего против, если я с Заки расправлюсь.
— Тут непорядок, — повторил я, — И ты Заки сейчас заставишь меня тут убраться. А если нет — я кликну Шамириам и расскажу ей, что ты неспособен поддерживать порядок в Башне. И с тебя сорвут чалму старейшины и отправят тебя обратно на конюшню — где тебе и место.
Я отпустил парня. Заки был перепуган насмерть, он весь побелел, так что теперь стал похож на гуля — ожившего мертвеца.
— Наведи порядок! — потребовал я, — А не то… Заколдую!
Если меня считают джинном — так я и буду себя вести как джинн. Так я решил. И пропади оно все пропадом.
Я, похоже, сходил с ума, но в моем положении это было и неудивительно. Любой сойдет с ума, если с ним не буду разговаривать целыми днями.
Заки тем временем понял мой приказ «навести порядок» по своему. Он жалобно и искоса глянул на меня, а потом принялся сам собирать мои разбросанные одеяла…
— Отец Света, помилуй меня! — выдохнул я, — Заки, ты вообще мужчина или евнух? У тебя есть мужское достоинство? А честь, если ли у тебя честь?
Заки не ответил.
Тогда я вырвал у него палку и прижал парня спиной к стене, передавив ему палкой горло.
Раз уж мне все равно нечего терять — так сделаю что-нибудь хорошее для братии, избавлю их от издевательств Заки. Хоть братья меня и не любят.
— Ну вот что, Заки, — проговорил
