Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Глава 29: Как Ибрагим из любви к братьям сорвал с себя чалму
Я проснулся от обычного крика мюрида, который тут всех будил, призывая к утренней молитве.
Я так и не знал, как это паренька зовут, но уже слышал из разговоров моих братьев, что Отец Света одарил его безупречным чувством времени — этот послушник всегда просыпался ровно за несколько мгновений до рассвета. Потому ему и доверили почетную обязанность будить остальных, он делал так каждое утро.
— Возвеличивайте Отца Света, братья! Возвеличивайте Его, ибо Он послал нам рассвет, Он рассеял ночь и тьму!
Однако, как выяснилось — рассвет в этот день Отец послал не всем.
Я уже полностью оделся, когда обратил внимание, что мой сосед по келье Хам так и лежит лицом к стене.
— Эй, Хам! — позвал я, — Ну ты и соня. Вставай! Ты обещал сегодня быть мне добрым другом, забыл? Поднимайся, я хочу дружить! Хочу начать прямо сейчас.
Но Хам не сдвинулся с места. Я подошел к нему и подергал за плечо, потом пнул Хама ногой — легонько. Тело Хама от моего тычка перевернулось на спину, глаза у парня были широко открыты, будто от страха, он уже начинал коченеть…
Он был мертв. Тут даже не надо быть даже бывшим учеником лекаря, чтобы это понять.
Я застыл, не в силах пошевелиться и не зная, что дальше делать. Как же так?
— Ила, быстрее, пожалуйста, — сонно пробормотал Ибрагим, проходя мимо нашей кельи.
На Хама он даже не взглянул, старейшина Ибрагим, видимо, боялся смотреть на меня, как и все здесь, боялся даже заглянуть в мою келью. Отец Света, помилуй меня! А что же будет теперь, когда мой сосед по комнате мертв…
Кем меня сочтут мои братья теперь? Я опять ощутил острое невыносимое чувство отчужденности, одиночества, потерянности. Воистину, этот мир был чужим мне, и я был чужим для всех в нём!
Неужели это и правда я убил Хама? Может быть я придушил его, пока он спал? Но эту мысль я отбросил. Я ночью не вставал, это я знал точно. Я никогда не страдал лунатизмом. Но может быть Хам умер от последствий того, что я с ним сделал два дня назад, на горной тропе? Это было странно, ведь последние двое суток Хам казался совершенно здоровым, поправившимся. Но если здесь замешан джинн — кто знает, как он мог повлиять на организм Хама? Джинн ведь мог затаиться, дать Хаму временное облегчение, а потом убить…
Все было как во сне. И мне захотелось еще раз проснуться, только чтобы на этот раз Хам был жив. Но это было невозможно — вокруг меня не ночной кошмар, а явь. Чудовищная реальность.
— Ибрагим! — громко крикнул я.
Ибрагим на самом деле вернулся, опасливо заглянул своим косым глазом в мою келью.
Я молча указал ему на тело Хама.
— Отец Света, помилуй нас! — то ли воскликнул, а то ли простонал Ибрагим.
От ужаса старейшина не владел своим голосом. Но сориентировался в ситуации он быстро, он даже не стал подходить к мертвому Хаму, то ли слишком боялся, а то ли все было понятно и так.
— Иди на омовение и молитву, — тихо произнес Ибрагим, — После молитвы — жди у Заповедной Башни шейха.
— У Заповедной Башни? Зачем? Послушай, Ибрагим, я тут не причем…
Ибрагим не стал слушать моих оправданий, просто убежал.
Слухи распространялись быстро, как песчаная буря по пустыне. Все собрались на молитву во дворе, но братия выглядела встревоженной. Нус, как и всегда появился последним, чтобы предстоять на молитве, и Ибрагим, я видел это, успел шепнуть ему несколько слов. И прекрасное лицо Нуса омрачилось.
Тем не менее, устад провел молитву, как и всегда, будто ничего не случилось. И про Хама, так и оставшегося лежать в черной Башне, не было сказано ни слова. После молитвы начался обычный развод «черных» братьев на работы, а я поплелся к Заповедной Башне шейха.
Что теперь будет? Шейх решит мою судьбу? Меня изгонят, а может быть убьют?
Я видел, что за дело взялись старшие обители — Нус, Шамириам и Ибрагим. После развода на работы они отправились в черную Башню, наверняка взглянуть на мертвого Хама. Потом все трое двинулись ко мне. По пути Шамириам поймала во дворе Мумина и еще одного незнакомого мне паренька и дала им какие-то указания. Наверняка велела похоронить Хама, потому что Мумин от слов девушки весь задрожал, да и его напарник выглядел напуганным.
Наконец Шамириам, Нус и Ибрагим подошли к Заповедной Башне.
— Послушайте, я не виноват… — сказал я, ни к кому особенно не обращаясь.
Но если я не виноват — почему я тогда сейчас ощущаю такую вину?
— Шейх разберется, — заверила меня Шамириам.
Ибрагиму явно было паршиво от одного моего присутствия, а вот Шамириам и Нус смотреть на меня не боялись — и то хорошо. Но оба устада ушли в Заповедную Башню, оставив меня наедине с Ибрагимом, и теперь паренька трясло. Он отошёл от меня шагов на десять, уставился одним своим косым глазом в небеса, другим — в землю. И начал молиться. Или делать вид, что молится, лишь бы со мной не разговаривать.
Устадов не было долго, слишком долго, целую вечность…
Наконец, они явились. Одни, без шейха. Да выходит ли вообще шейх из своей Башни? Был уже четвертый день, как мы прибыли в монастырь, а шейх так ни разу и не показался.
— Ила остается, — коротко заявила Шамириам Ибрагиму.
А я даже не знал — радоваться мне или печалиться. Я такого не ожидал. И если бы меня прогнали или даже побили камнями, то это было бы намного проще для меня. Потому что я понятия не имел, как мне теперь вести себя с братьями после сегодняшнего. Было очевидно, что вот теперь со мной никто дружить точно не захочет.
Ибрагим отреагировал на новость странно, он отреагировал так, как явно никто не ожидал от него. Старейшина вдруг дернулся всем телом, всплеснул руками, а потом резким движением сорвал с головы чалму и бросил её оземь:
— В таком случае… В таком случае я не желаю больше быть старейшиной, моя госпожа!
— Что? — Шамириам, кажется, не поверила собственным ушам.
А Ибрагим ткнул в меня пальцем:
— В нём джинн. Все это знают, все об этом говорят. Наш шейх, наш маяк в этом мире тьмы, наша звезда Отца Света сам нам сказал, когда привез этого парня — он
