Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
В центре просторного двора монастыря стоял огромный щербатый вертикальный камень неправильной формы, он был очень высок — в три человеческих роста. Этот камень был будто воткнут в бурую горную породу, из которой и состоял весь монастырский двор, однако было неясно кто, когда и какой силой мог бы воткнуть сюда такую каменюгу. Я как раз проходил мимо камня, когда рядом со мной проехали пятеро очень красивых шаэлей в белых одеждах. Они только что взяли себе коней на конюшне и теперь ехали к воротам монастыря. На вид им всем было от шестнадцати до двадцати лет, как и всем мюридам в этой обители. Кони у них были превосходные, горской породы, на седлах блестели мечи в посеребренных ножнах, чалмы на головах всадников были белоснежными, черные бороды аккуратно подстрижены, и даже глаза — подкрашены сурьмой, как это обычно делают знатные мужчины.
Я остановился и с завистью стал глядеть на этих красавцев. Куда бы они не ехали сейчас — я очень хотел отправиться с ними, а не тащиться в черную Башню.
Один из «белых» шаэлей приметил меня, придержал коня, и ласково обратился ко мне:
— Здравствуй, новый брат! Да благословит Отец Света твои шаги. Ты ведь Ила Победитель джиннов?
— Да, это я. Да направит тебя Отец Света к познанию истины, брат. А куда вы едите?
— Мое имя — Шахир Меч Отца, — поклонился мне воин, — И мы с моими братьями едем в оазис Махия. Шейх послал нас туда, чтобы мы защитили жителей оазиса от горных разбойников.
Ну конечно! Я помнил этот оазис. Махия — это тот самый довольно большой по местным меркам городок, который мы с шейхом проехали по пути сюда. Именно там шейх исцелял больных и судил преступников, именно там мы с шейхом забрали Садата. Родная деревня Садата была уничтожена горцами, так что шейх обещал жителям Махии, что их селение избежит такой же печальной судьбы. Он при мне лично обещал отправить в Махию пятерых шаэлей, чтобы они защищали оазис. И теперь исполнил свое обещание.
— Но вас же всего пятеро, Шахир, — удивился я.
Шахир улыбнулся:
— На самом деле нас даже слишком много, брат. Ибо один шаэль стоит сотни горцев. С нами Отец Света и наши мистические способности, а разбойники лишены и благодати, и мистических сил.
Я удовлетворенно кивнул. Я подозревал, что Шахир ответит именно так, но мне хотелось услышать это из уст Шахира — чтобы в очередной раз убедиться в силе шаэлей и подтвердить, что я сделал правильный выбор, приехав учиться в этот монастырь.
Однако моя радость продлилась всего один миг, потому что теперь ко мне обратился другой воин — этот из всех был самым старшим.
— Не сочти это неуважением или оскорблением, Ила Победитель джиннов, — произнес старший шаэль, — Мы все любим тебя, как брата. Однако шейх запрещает нам говорить с мюридами из черной Башни. Таков монастырский устав. И не мне сомневаться в нём. Так что прекращай этот разговор, брат Шахир, поехали!
Шахир поклонился мне, явно извиняясь, и всадники поскакали к воротам. Ворота перед ними открылись, причем сами, без всякой человеческой помощи, возможно воротами управлял сам шейх — одной своей волей. Всадники выехали, и ворота закрылись, а я так и остался стоять на месте, печально глядя на запертые врата обители.
Хорошо хоть, что с ними нет Садата. Если бы шейх послал защищать оазис Садата, который прибыл сюда вместе со мной, который провел с шейхом много меньше времени, чем провел я — это было бы еще больнее и оскорбительнее!
Но даже так — мне в тот момент было очень неприятно. За что же шейх поселил меня в черную Башню? Почему не отправил меня в белую, к этим великим воинам? Можно, конечно, подумать, что в белую Башню — в Башню Света не берут новичков, но ведь это очевидно не так. Садата-то сразу туда взяли. Да и Шахир Меч Отца не старше меня, ему самому лет шестнадцать.
Может быть в Башню Света берут лишь тех юношей, у кого есть военный опыт, опыт сражений?
Я еще некоторое время постоял, погруженный в печальные думы, а потом вернулся в черную Башню Творца, в мою келью, которая уже успела мне опостылеть, хотя я был тут всего-то полдня.
Я быстро переоделся в черный наряд мюрида — штаны, длинную рубаху и кандуру, подпоясался черным кожаным ремнем, надел черные сандалии. Все пришлось в пору, послушник на складе не ошибся и прислал мне именно то, что нужно. Мне еще дали черные кожаные туфли и сапоги — но это для особых случаев. Насколько я понял — туфли, чтобы ходить по горам или пустыне, а сапоги — для верховой езды.
На пояс я надел мой железный кинжал, подаренный шейхом, кинжал мне, по крайней мере, оставили — Шамириам не приказывала отдать его в оружейную, да и остальные мюриды тут ходили все с кинжалами, как и положено мужчине.
А вот дальше у меня возникли проблемы.
Мне выдали черную чалму, чем я был очень горд, но я понятия не имел, как её правильно повязать. Чалмы у нас носят только уважаемые люди — эмиры, башары, шаэли, лекари, мудрецы, чиновники, ну или караванщики — есть они свободные люди, а не рабы. Мой отец носил чалму, но меня он не учил её повязывать, потому что дети чалму не носят. Нагуд Лекарь тоже носил чалму, но мне чалмы никогда не давал — я не имел на неё права, потому что был лишь подмастерьем. Когда я вёл караван в Джамалию — мне, конечно же, тоже никто никакой чалмы не выдал. Так что чалму я держал в руках впервые в жизни — это был очень длинный кусок черной ткани, который надо было обмотать вокруг черной же фески.
Промучившись некоторое время, я все же справился с задачей — но не слишком хорошо. Моя чалма получилась невыносимо уродливой, она сидела на голове, как птичье гнездо, она норовила упасть с головы или развязаться…
В таком виде меня и застал мой сосед по комнате Хам, вернувшийся на закате.
Хам мне сразу не понравился. Это оказался очень рослый и плечистый паренек, явно старше меня на
