Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна

То, что ты видел, скорее похоже на чьё-то представление о том, как ведёт себя человеческая плоть в огне. Но, хотя сам процесс горения нереалистичен до крайности, — чувства и эмоции переданы очень живо. Эти гримасы… Даже мне стало не по себе. — Ещё бы… — пробормотал Марцель и поёжился. Опять захотелось курить, но для этого пришлось бы чиркнуть спичкой и зажечь огонь, который сейчас ассоциировался только с трупами и болью.

Это одно наблюдение. Другое — одежда девушек. У первой жертвы она достаточно современная, однако свободные клечатые рубашки в сочетании с широкими джинсами сероватого оттенка были в моде примерно четыре года назад. У второй жертвы — платье в стиле сороковых годов, волосы, начёсанные точь в точь, как у актрисы Вивьен Шарм в фильме «Синица в небе», который вышел на экраны в сентябре 1942-го.

Шляпка третьей — начала века. Не этого века шванг — прошлого. Повисло неловкое молчание. Марцель не выдержал, полез в карман за спичками, потряс скоробок около уха, но на том и остановился. Музыка, неуловимо похожая на что-то классическое, симфоническое, торжественное, стала ближе и громче.

Значит, они все из разного времени? Или кто-то хочет убедить нас в этом? Дьявольское спокойствие Шелтона было непоколебимо. Надо найти этих девушек, может, поспрашивать местных? С сомнением протянул Марцель, потому что просто молчать уже не мог. «Вдруг их убили где-то здесь или что-то вроде того?»

«Я уже начал искать», — невозмутимо откликнулся Шелтон. И сегодня утром составил фотороботы каждой из трех предполагаемых жертв. Ту, что в клечатой рубашке, поищем через соцсети, я напишу какую-нибудь несложную программку, чтобы разыскивать похожие лица. Конечно, мусора наверняка будет много, но попытаться стоит. Две оставшиеся девушки, судя по одежде, жили в такое время, когда мобильность населения была крайне низкой.

Европейский конгломерат основали только в сорок восьмом году, а закон о внутренней миграции приняли в пятьдесят первом. Раньше люди в основном жили и работали в своих родных городах, лишь изредка выезжая на курорты. Причем отдых за границей очень долго оставался привилегией людей побогаче. Так что искать первых двух жертв будем тут, в Хаффельберге. Таинственные исчезновения, убийства, травмы, сумасшествия и так далее, наверняка они чем-то выделялись.

А городок маленький, происходит здесь не так уж много событий. Значит, жители бы наверняка запомнили, если бы стали свидетелями чего-нибудь неординарного. Значит, опять расспросы, пронеслось в голове. Только вряд ли теперь получится прикрыться исследовательскими целями. — Профессор с кафедры средневековой архитектуры, который интересуется убийствами.

— Ага. Очень правдоподобно. Хороший план, Шелтон. — Что-то не вижу на твоём лице энтузиазма. — Вообще-то, из своего положения ты можешь видеть только мой затылок. — Рассуждай логически, Шванг. Если я не вижу твоего лица вообще, как я могу разглядеть на нём энтузиазм? Так что утверждение полностью верно. Ум Марцеля появилось стойкое ощущение, что напарник попросту смеется над ним.

«Что-то я твою логику не догоняю», — буркнул телепат, облокачиваясь на перила. Музыка сменила тональность и переместилась немного правее и выше. Марцель начал догадываться, что она играла у кого-то в воображение. «Ну и что еще величайший ум современности выцепил из моих дурацких воспоминаний?» «Увы, не так уж много», — проигнорировал подначку Шелтон.

Напоследок, нечто среднее между наблюдением и догадкой. «Шванг, скажи…», — голос у него стал подозрительно нейтральным. — Ты ведь блокируешь свою телепатию, когда видишь призраков, так? От неожиданности Марцель резко распрямился и едва не засветил Шелтону затылком по подбородку. — Ты из чего это взял? — Сам подумай. Вроде не совсем идиот же.

Шелтон отлип от перил, подхватил с пола сумку с ноутом стал медленно спускаться по лестнице. Марцель, не отрываясь, наблюдал за тем, как исчезает напарник в темном зеве каменного проема и пытался вспомнить. «Я действительно ничего не слышал. Горящая девушка на мосту. Девушка на темной аллее. И тогда в спальне. Кажется, да…» «Эй, Шелтон, погоди!» Марцель спохватился и кинулся за напарником.

«Ты прав, похоже. Каждый раз, когда они появляются, наступает тишина. Я не слышу чужих мыслей, и вчера даже не сразу смог тебя дозваться». Шелтон обернулся на лестницу и посмотрел на напарника снизу вверх. В полумраке глаза у него были как две черных дыры на смутно-различимом бледном пятне лица. «Тогда немного изменю вопрос. Ты сам блокируешь телепатию, чтобы не слышать нечто неприятное.

«Или кто-то делает это с тобой?» «Да нет, быть такого не может», — нахмурился Марцель и прикусил губу. «Чтобы законсервировать чьи-то способности, нужно быть на порядок сильнее. А я пока ни на кого еще не напарывался, кто мог хоть бы приблизиться к моему уровню». Он осёкся. «Шелтон, у тебя странные мысли сейчас».

«Ничего». Стратег продолжил спускаться вниз, а Марцелю стало вдруг жутко. Раньше он боялся столкнуться в открытом противостоянии только с психами. Сумасшествие заразно. А вдруг тут действительно есть кто-то сильнее? Марцель поймал себя на том, что уже с минуту фальшиво напоказ улыбается. Мышцы лица сводило от напряжения. Все, абсолютно все телепаты, попадавшиеся ему раньше, были намного слабее.

Они ничего не могли противопоставить Марселю. Он чувствовал их издалека, умел приглушать свои мысли и сливаться с толпой. Считывал даже самые глубоко запрятанные воспоминания и чувства. Мог играть с памятью, как с кубиком-головоломкой, тасуя разноцветные фрагменты чужой жизни по собственному усмотрению. Мог стереть личность, мог убить в конце концов.

За могущество приходилось, конечно, расплачиваться адскими головными болями, усталостью, истеричностью, затяжными депрессиями, нестабильностью психики с перспективой когда-нибудь свихнуться, но это все были второстепенные детали. Среди чужих мыслей Марцель чувствовал себя почти неуязвимым, как человек с заряженным пистолетом в кармане. Можно по неосторожности поранить себя, но пусть кто попробует выйти против огнестрельного оружия с голыми руками.

А теперь вдруг замаячила перспектива столкнуться с тем, кто на порядок сильнее его. Оказаться безоружным? Марцель тряхнул головой и ускорил шаг, нагоняя напарника. Нужно было срочно отвлечься. — Шелтон, а ты музыку слышишь? Такую с оркестром. Виолончели там всякие, скрипочки, пеликолки, барабаны и прочая саксофонь.

И голос еще, кажется. — Сейчас, — прохладно уточнил напарник. В голосе ни грана удивления. — Нет, не слышу. — Ага, — глубокомысленно протянул Марцель. — Значит, правда, кто-то думает музыкой. — Шелтон, а давай сгоняем и глянем. Тут близко, где-то во внутреннем дворике. Ну, где лимонное дерево и лавочка.

Сад сестры Анхелики, — мгновенно сообразил стратег. — Если хочешь, можем пройти. В принципе, отсюда нет разницы, в какую сторону выходить. Много времени не потеряем. Опа! Так легко уступил? Черт, не к добру. На электричестве в монастыре экономили. Ни о какой подсветке фасада и речи не шло. В коридорах и то не всегда горели лампы.

Стены же были толстыми, сыроватыми в любую жару, но странное дело, слышимость обеспечивали прекрасную, почти как в дешевых панельных домах с окраины Шельдорфа, и иногда Марцель даже немного сомневался, на что он ориентируется, на чужие мысли или на речь, но не сейчас. Музыка гремела уже так, словно он оказался посреди симфонического оркестра, захлебываясь в гармонии противоречий и созвучий, и арфа сплетала звенящий голос с контрабасом, и фортепиано дробно рассыпалось по гитарным аккордам, шорох маракасов эхом откликался в барабанном бое.

«Я знаю эти названия, потому что их знает она, та, кто придумывает эту музыку». А еще Марцель знал, что эта музыка означает радость от того, что на коленях у женщины мурлычет здоровенная рыжая кошка, а солнце, такое мягкое и далекое, и вот-вот наступит осень, ослепительно торжественная, головокружительная, кристально прозрачная, как глоток ледяной воды из ровняка в лесу.