Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Только сейчас он использовал эту злобу против врагов. Шагнул вперед и размашисто опустил топор на синюю голову человека-пленки, точно оплывшую под полиэтиленом. Как колоть дрова, стоящие на высокой колоде. С чавкающим звуком лезвие расщепило череп пополам; два черных глаза в рваных отверстиях разбежались в стороны, следуя за распадающимися половинками головы.
Ян рванул топор на себя. Человек-пленка последовал за ним — рухнул плашмя и, горбясь и подергиваясь всем телом, пополз вперед. Через секунду затих. Из разрубленной головы — лысого бугристого черепа — сочилась зеленоватая жижа.
У Яна не было времени радоваться маленькой победе. Не было времени даже на нормальный вдох. Он потерял из виду Дракулу, копошащуюся под камнями нежить, всех, кроме мертвого парня с раздавленной головой. Тот напал сбоку.
Ян отмахнулся неудобным оружием. Топор описал горизонтальный полукруг, отбил мертвенно-бледную кисть, отрубил палец. Взвыло вывихнутое плечо. Плевать. Ян ударил снова — ткнул в лицо мертвеца верхним углом лезвия. Парень в мотоциклетной куртке остановился, мотнул головой и механической куклой двинулся на Яна. В последних лучах солнечного света его глазные яблоки закатились, верхняя губа вздыбилась, мышцы лица копошились под тонкой кожей.
«Они тебе не враги, — произнес в голове вампир, голос оборвался: — Не…»
Ян сместился влево, пропустил парня мимо и саданул обухом по раскуроченному затылку. Противник упал лицом вниз. Ян навис над ним и в два свистящих удара отхватил мертвецу голову.
В обрубок шеи устремился туман, словно душа, которая давно искала новое тело.
Ян отступил, пошатнулся. Мышцы гудели. Ушибленное плечо горело огнем. Он шумно вобрал носом сырой, тухлый воздух и повернулся к склепу.
Лукаш и вампир сходились у подножия пандуса. В руках Лукаша были нож и кол, сложенные крестом.
* * *
— Это смешно, человек, — сказал вампир. — Только глянь на себя.
Лукаш смотрел на Дьявола во плоти. Глаза вампира были пустыми и глубокими, в них плавали два Лукаша, крошечных и беззащитных, они тонули, растворялись в вязкой тине.
Лукаш замотал головой, чтобы выбраться из этих колодцев с осклизлыми стенами. Поднял руку с импровизированным распятием.
— Нет! Во имя Господа!
Келли зашипел, но не от боли или неудобства, а насмешливо-хищно.
— Убирайся в ад! — крикнул Лукаш.
— Я прямиком оттуда.
Издав отчаянный вопль, Лукаш расцепил крест и ринулся на вампира с занесенным над головой ножом.
В пурпурном ореоле над краем котлована тонуло солнце. Тени вытягивались, впивались зубами в землю.
Лукаш ударил по диагонали сверху вниз, целясь в шею вампира, но Келли легко уклонился. Шагнул влево и полоснул когтистой пятерней.
Сцепив зубы, Лукаш упал на колени. Из щеки фонтанчиками била кровь, руки повисли плетьми. Нож отлетел в сторону. Взгляд Лукаша метался по дну ямы, искал спасения.
Келли слизал кровь с пальцев. Лицо существа удлинилось, став похожим на голову куклы, которой оттянули нижнюю челюсть. Клыки полностью обнажились в ужасной пасти, глаза маниакально светились.
Лукаш стоял на коленях, не в силах отвести взгляд от холодных глазниц Дьявола. В них не было ни жалости, ни жизни, ни надежды.
С порванных губ Лукаша срывалась пена слов:
— …ради нашего спасения… сошедшего с небес…
Молитва оборвалась.
5
Стас шел по разрушенной, горящей, умирающей Праге. Брел асфальтированной тропой, петляющей между брошенными автомобилями, которые словно перекочевали в реальность из рассказа «Лемминги» Ричарда Мэтисона. В кабине мебельного фургона с безумными воплями билась какая-то крылатая тварь; кузов уродовали следы когтей, рекламные наклейки пятнала засохшая кровь.
До Стаса донесся нечеловеческий крик, он становился сильнее, приближался — ледяной, бездушный вой, источник которого был уже совсем рядом. Стас присел у капота красного «Мустанга» и зажал уши. Дикий рев стал затихать, удаляться, а потом резко оборвался, словно демоническое существо вернулось в другое измерение. Но Стас чувствовал его близкое обжигающее движение, голод, ненависть.
Он посмотрел налево, на запруженный мусором и телами переулок. Над грудой покрышек поднимался густой черный дым. Во внутреннем дворике что-то вовсю горело — возможно, само здание. Стас увидел фигуру, мелькнувшую в щели между стеной и фасадной ширмой, — живой полыхающий факел.
Он обошел машину и, пригибаясь, двинулся дальше. Дома уже не казались цветными и радостными каждый на свой лад — все сделалось грязным и обреченным. На брусчатке стояли лужи крови, в которых не отражались разбитые витрины ресторанчиков, кафе, пивных, магазинов и вьетнамских лавок. На фронтонах шевелилась илистая бахрома, из слуховых окон торчали длинные черные высохшие руки.
Из перевернутого на бок трамвая, будто из ловушки охотников за привидениями, раздался низкий, пробирающий до костей смех. Хохот ударил по лицу. Стас бросился в арку, перескочил через обглоданный труп и выскочил во двор. Звук последовал за ним, ужасный и неестественный, покатился по сланцевой щебенке, заметался под арочным сводом. Справа окатило жаром: огонь вырывался из лопнувших окон. Стас метнулся в другую сторону, прочь от ревущего пламени и уродливого хохота.
Взбежал по ступеням в распахнутую дверь, понесся длинным коридором и оказался в просторной белой комнате. Похоже, она служила мастерской кукольника: в центре стоял большой стол, заваленный заготовками, деревянными и тряпичными конечностями, инструментами и материалами; на стенах, поглядывая в забранные решеткой окна, висели десятки кукол. Из раззявленных ртов марионеток торчали колышки клыков. Скоро сюда доберется пожар, и тогда вампирята исполнят свой последний номер — смерть на костре.
Окна выходили на стену монастыря, увитую темно-зеленым плющом. В стеблях ползущего кустарника безмолвно билась чернокожая девушка, спутанные жилы растения шевелились под кожей, выныривая жгутиками из кровоточащих ран. Над головой мученицы висел жестяной фонарь.
Комната была проходной.
За спиной Стаса громыхнул механический сатанинский смех.
Он оглянулся.
— Нет, пожалуйста… — промычал он, заклиная кошмар исчезнуть.
По коридору на него наползала мертвая женщина: животом вверх, по-паучьи вывернув руки и ноги, с перекрученной шеей; гниющее лицо смотрело на Стаса так, словно женщина передвигалась на четвереньках. Это лицо беспрестанно менялось, растягивалось и сжималось, темнело и светлело, кожа под слепыми, лишенными зрачков глазами растрескалась и кровоточила черным. Волосы извивались, ощупывали воздух, точно плющ-убийца на монастырской стене. Живот женщины всходил алым тестом. Кожа распушалась мясными щупальцами, кольчатыми футлярами, бахромчатыми завитками.
Стас бросился к двери в противоположном конце комнаты, зная, что она не откроется, что паукообразная тварь загнала его в ловушку. Он навалился на ручку, и…
…дверь распахнулась.
В уютном кабинете, спиной к Стасу, горбился за столом старик. Металлический стук клавиш выдал его с головой: старик работал за пишущей машинкой. Он допечатал до конца
