Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова
Правда.
– Горон, но ведь ты не волшебник, и любой меч против Лунного Властителя – все равно что соломинка. Почему же до сих пор он не справился с тобой?
– Мудро. И мой ответ не сделает мне чести: я думаю, что он таким образом просто забавляется. Он ведь страшно одинок, и мимолетные девочки, которых он время от времени умыкает в один из своих замков, – все равно что мотыльки-однодневки перед ликом вечной луны. Ведь Нетопырь бессмертен, он уже властвовал над этим безлюдным миром, когда сюда пришли кампьерры и маггиры, и никто пока не знает средства – а кроме меня и не хочет знать, – как его уничтожить… или хотя бы прогнать.
– А стоит? – невольно вырвалось у нее. – Мне вот даже жалко его… Немножко.
– Ребячество. Ты, вероятно, не знаешь, что это такое: находиться под властью чужака. Но для свободных номадов, из племени которых я веду свой род, гнет такой власти просто невыносим.
И еще как знаю! Иначе не отреклась бы от собственной семьи.
Рано, рано выдавать ему свои секреты!
Да уж, пусть лучше расскажет о себе. Нет мужчины, который устоял бы перед искушением воспеть собственные подвиги, когда на него смотрят снизу вверх широко раскрытыми глазами… А такими, как у нее, – особенно. Это если без фальшивой скромности. Кстати, не лишним будет и ему чуточку польстить:
– Ну, по тебе сразу видно, что ты – из рода врожденно непокорных.
Что-то дрогнуло в его лице, но только не улыбка.
– Проницательность… Нет. С твоим возрастом это качество несовместимо. Просто кто-то уже успел поведать тебе обо мне.
– Да нет, Горон! Честное слово! И если тебе неприятно рассказывать о том, как и с кем ты сражался и как тебя искалечили, – не надо. И я не буду никого расспрашивать.
– Действительно. Я смогу сделать это сам. Нам предстоит еще не одна утренняя встреча. И раз это тебя занимает, то знай: никто и никогда не побеждал Горона.
– Но твое…
– Уродство. То, что ты видела и что стало для меня таким привычным страданием, что я научился его даже не замечать, – это наследство от моего непокорного предка. Я родился таким. Как и мой отец, и мой дед. Я даже не знаю точно, в котором поколении мой великий прапрадед был искалечен Нетопырем и предан проклятию – передавать своим детям эту неизбывную боль.
Он запнулся, словно проверяя: а не покинул ли его наследственный недуг? Нет конечно. И странное дело: только сейчас принцесса догадалась, что ее собственное щемящее томление – это отзвук его страдания, которое ее тело готово было взять на себя… Она даже не сразу расслышала то, что он продолжал:
– …предание. В последней своей подлунной битве мой пращур сошелся с этой тварью, когда его возлюбленная еще не стала его женой. Их общей мечтой было сбросить иго крылатого деспота и жить по собственным законам. План был прост: заманить Нетопыря в ловушку и опутать сетью, поломав крылья.
Вот теперь по его лицу действительно пробежала усмешка.
– Наивность… Ошибка моего прапрадеда заключалась в том, что в его время почему-то существовало заблуждение, будто вся сила Нетопыря заключена в его крыльях. Ночной дьявол побеждал своих противников довольно странным даже для колдунов способом: он ограждал их невидимой стеной и оставлял под палящим солнцем, где уже к полудню они умирали от чудовищной жажды и ожогов. При этом было замечено, что в тот миг, когда воздвигалась эта призрачная преграда, Нетопыревы крылья распахивались, словно он готовился взлететь…
Сэнни невольно вздрогнула – да, перед тем, как липкая пелена окутала ее тело, она заметила взмах пепельного крыла. Но Горон не спрашивал о подробностях ее встречи с Властителем Ночи, и она сочла за лучшее промолчать. Сначала нужно выслушать до конца его самого.
– Ошибка. Но на ней и строился план заговорщиков, – продолжал он свой рассказ. – Раз Нетопырь побеждает людей, лишая их возможности двигаться, значит и его самого можно одолеть таким же способом. Вот они и заманили своего врага в западню – как я подозреваю, он попросту забавлялся тем, что позволил себя пленить. А потом… потом невидимая сила, ощущаемая как исполинский липкий хлыст, разметала как нападающих, так и саму ловушку. На открытом месте остался только предводитель восставших, а вокруг него – стена, невидимая и непроницаемая. Говорят, у крылатой твари не появилось даже желания потешиться, глядя, как тщетно мятежники пытаются пробить ножами и острыми камнями несокрушимую преграду, и он удалился, не оглядываясь. Не пытался этого сделать только сам их предводитель. Приникнув к невидимой стене, он до самого рассвета говорил с той, которая так и не успела стать его женой; последние, как он думал, часы своей жизни он потратил на то, что заставил свою возлюбленную дать клятву с первыми же лучами солнца удалиться от места казни в спасительную тень подлесья, беречь себя ради его памяти, а затем от любого из бывших соратников родить сына, который продолжил бы дело отца…
– Так, значит, ты все-таки не его потомок?
Не перебивай! Разве не чувствуешь, что ему легче, когда он с тобой говорит?
– Нетерпение. Быстролетная примета юности… – бесстрастно продолжал Горон. – Но впереди еще самое страшное, что пришлось пережить моему прадеду. Как повествует предание, он был человеком богатырского сложения, недюжинной силы и звериной выносливости. Легенды, как правило, приукрашают действительность, но здесь сам факт говорит за себя: это был единственный человек во всем Новоземье, который смог пережить солнечный день. По-видимому, он сжался в комок, чтобы уберечь голову и грудь, и сначала перекатывался с боку на бок, а потом попытался зарыться в каменистый грунт… На этом он и потерял сознание. К заходу солнца мясо на его спине было сожжено до костей, но он был еще жив. С последним дневным лучом стена сама собой исчезла – как видно, крылатому палачу показалось, что урок послушания преподан полностью и дерзкий бунтовщик мертв.
Горон перевел дыхание, и Сэнни заметила крошечные, точно росинки, капельки пота, выступившие у него на лбу. Как видно, он помнил все это не только умом, но и изуродованной спиной.
– Непредставимо. Но когда друзья на руках унесли его в прохладное подземелье, он попросил их всех удалиться, оставив его наедине со своей любимой. Воистину он был человеком сказочной силы и мужества, потому что совершил то, что невозможно даже помыслить: он провел с ней час любви и зачал того, кто продолжил его род… И к полуночи умер, чтобы возродиться в собственном
