На золотом крыльце — 2 - Евгений Адгурович Капба
— Штафирки гражданские, — сказал он. — Ничего, если вы настоящие мужики — хлебнете службы, потом другого не захочется. Проситься к нам в Козельский полк станете. Настоящая жизня — она здеся! На кромке. Опричники — соль земли, становой хребет нации… Давай сюда тарелку! На гражданке, небось, так не кормят!
Макароны, конечно, были вкусные, и мяса в них не пожалели, но киевские котлеты из Пеллы и сочни Эрики Гутцайт я бы на них не променял.
* * *
Я лежал на втором этаже двухъярусной кровати и смотрел на близкий потолок. На потолке было написано «ВСЕ БАБЫ СТЕРВЫ». И «МИРОМ ПРАВИТ ЛЮБОВЬ». Там вообще много чего было написано. И я даже знал, чем именно все это накарябали, потому что в самом удобном месте, на уровне ладони лежащего на подушке человека, между матрасом и бортиком кровати мои пальцы нащупали большой оцинкованный гвоздь.
У меня просто не оставалось выбора. Я взял его в руки и принялся ваять нетленку, корябая остриём по бетону.
— Чего не спишь, Миха? — раздался снизу голос Серебряного. — До подъема еще полчаса. Что ты там скребешься?
— Не знаю, глаза открыл — и всё, не спится, — признался я, глядя на творение рук своих. — Что-то такое витает в эфире, фиг поймёшь.
Теперь на потолке рядом с другими умными мыслями умных людей можно было прочесть невесть где мной прочитанное: «ЖИЗНЬ ТАКОВА И БОЛЬШЕ НИКАКОВА».
— Вот и меня как-то крутит, — сказал Макс. — Пойду в душ схожу.
Похоже, «крутило», не только нас с Серебряным. На своей кровати уже сидел в позе лотоса Тинголов, пытаясь установить связь с энергиями вселенной, одевался невозмутимый Розен, с хрустом потягивался Беземюллер, тер глаза Юревич.
Может, я их разбудил, когда гвоздем по потолку корябал, а может — предчувствие. В любом случае, когда завыла сирена — мы были уже одеты, и потому незнакомый опричник, который вломился в наш блок с квадратными глазами, сразу растерялся:
— Па-а-а-адъем, господа юнкера-а-а… А, так вы уже… Тогда в аппаратную за мной, шагом марш!
Ни завтрака тебе, ни здрасте, ни до свидания.
Табуном пробежав по коридору и миновав несколько стальных переборок, мы оказались около фонящей в эфире двери. Эти Руны и Печати мы не учили, но — судя по восхищенному «химмельхерготт!» от Авигдора — сработано было серьёзно. И самым дурацким кондовым трафаретным шрифтом поверх всех этих рун значилось: «АППАРАТНАЯ». В двери открылось окошечко, и наш провожатый отрапортовал:
— Господин поручик, юнкера по вашему приказанию…
— Отлично, запускай! — послышался голос Голицына.
Залязгали двери, и нас провели внутрь. Помещение это отличалось от всего форпоста так, как если бы в земской Пелле установили общественный туалет, оформленный в псевдовизантийском стиле, который так любят в Александровской Слободе. Шикарно тут было! В первую очередь — зеркала по стенам, с резными деревянными, массивными бронзовыми, изящными серебряными и золотыми рамами. Во вторую очередь — монументальные столы из темного дуба, несколько штук. В третью — интерактивная рельефная магическая карта Черной Угры с отмеченными на ней форпостами, дорогами, водными объектами и населенными пунктами. А по дорогам двигались красные точки, обозначая, возможно, патрули и караваны. И никакой компьютерной техники, сплошная магия… Академическая.
— «Папаша», я — «База», как там гости? — Голицын сидел за столом, на котором стоял допотопный радиопередатчик времен, кажется, Второй Великой войны.
А как иначе, без компов -то?
— Десятый километр прошли, — раздался из больших наушников голос вахмистра Плесовских. — Какой-то рыдван, запряженный механическими лошадьми, «луноход» и охрана из черных уруков.
— Повторите по транспорту, «Папаша», — потребовал поручик.
— Гужевое транспортное средство с четвероногими големами! — рявкнул «Папаша»-Плесовских. — И электромобиль производства Луцкого автозавода князя Богуша Корецкого! Повышенной проходимости!
— Ла-а-адно,— в своей манере проговорил Голицын. — Конец связи! Господа юнкера — расположитесь на полу вокруг карты, приготовьтесь делиться маной со мной. Зеркала берут слишком много… Кто потеряет сознание первым — пойдет в наряд на кухню.
Суть происходящего от меня ускользала, но — приказ есть приказ, мы расселись на полу в кружок, взялись за руки и запустили обмен маной. Рулил Розен, конечно. Он в этом плане был опытнее каждого из нас. А я все наматывал на ус — как он потоки налаживает, от кого и сколько берет. Поручик, меж тем, продолжал общаться по рации, а потом, не снимая с шеи наушников, подошел к Тинголову, положил ему руку на голову и взял часть маны. И тут же выбросил ее в круглое зеркало с золотой рамой, богато украшенной самоцветами.
Что характерно — и в реальном мире, и через эфир картинка виделась одинаковой: по хорошо знакомой гравийной дороге двигалась золоченая, украшенная самоцветами карета, запряженная парой бронзовых механических лошадей, которые неутомимо тащили древний транспорт вперед. Их глаза горели алым неестественным огнем, из ноздрей шел белый дым, как будто големы работали на паровом двигателе.
Рядом с дверцами кареты бодрой рысью топтали землю черные уруки, судя по форме — из легендарного Гренадерского Корпуса. Четверка огромных орков держала на плечах обнаженные карды — странной формы мечи, напоминающие кочерги, на груди у них, в специальных перевязях, можно было увидеть гранаты всех форм и размеров.
А позади трясся на ухабах «луноход» — ретро-внедорожник забавного вида.
— Мангруппа — выдвинуться к пятому километру, — скомандовал в рацию Галицын и шагнул в сторону, положив руку на голову Юревичу. — Минометному расчету — приготовиться открыть огонь беглый осколочно-фугасными, ориентир семнадцать!
И движением руки направил сгусток маны в квадратное зеркало в деревянной резной рамке. Поверхность его покрылась рябью, а потом оно показало опушку черного леса и клубящиеся там тени. Рогатые, лохматые, страшные!
— Минометный расчет, пять залпов — а-а-а-агонь!
Где-то снаружи на одной из башен форпоста загрохотало и завыло, а спустя короткое время в квадратном зеркале картинку заволокло огнем и дымом.
— Мангруппа — вперед! — поручик шагнул к Серебряному и положил ему руку на голову.
Загорелось большое зеркало без рамки, в рост человека, и мы увидели колонну