На золотом крыльце — 2 - Евгений Адгурович Капба
— Будет сделано, — кивнул Розен.
— Еще вопросы? — обвел нас взглядом офицер.
На самом деле он не нас взглядом обводил, а бутылки за нашими спинами, в баре. Но вопросы были, и не только у меня. Голос подал Серебряный:
— Вы будете нас учить? Ну, мы же должны пройти военно-хтоническую практику как положено! Чему-то научиться?
— Юноша! — сказал поручик скучным тоном, как будто цитируя кого-то. — Обнимая необъятное, не вывихните плечевой сустав свой! У вас — практика, а не теория. Военно-хтоническая практика означает, что учиться вы будете именно на практике, а не в кабинете. И самый первый урок ее заключается в том, что каждый солдат должен знать свой маневр. Свой! Не командира вовсе, и не генерала. А вы даже и не солдаты, так — прикомандированные гражданские специалисты с магспособностями. Вдолбите себе в мозг: первоочередная задача юнкера на военно-хтонической практике — выполнять все приказы руководителя практики, и как можно более тщательно. А руководитель — это я.
— В сутках — двадцать четыре часа, — сказал нудный Серебряный. — Может, выделите время на занятия с нами военной магией?
— Эстандарт-юнкер, — повернулся к Розену Голицын, игнорируя выпад Максима. — Включите в расписание еще и два часа физической подготовки. Разбейте ваших товарищей на две группы так, чтобы между дежурством в аппаратной и тренировками проходило не менее двух часов. Ответственных из гарнизона я назначу. Оставшееся свободное ваше время будет употреблено на хозяйственные работы и наряды по кухне. Надеюсь, больше нет вопросов?
— Есть, — поднял руку я, чем вызвал свирепый взгляд поручика и настороженные — других юнкеров. — Господин поручик, а как вас по имени-отчеству?
— Константин Александрович, — коротко кивнул он. Щека у него снова дернулась. И вдруг Голицын спросил: — А вас?
— Михаил Федорович, — я встал и так же коротко кивнул. — Титов. А теперь собственно вопрос…
— Ну, ну? — он смотрел на меня с любопытством.
— Можно взять у вас в шкафу Светония Транквилла почитать? Я на Нероне остановился, есть некоторое чувство незавершенности, понимаете?
— Что ж, юнкер Михаил Федорович… — он вдруг снова перключился на скучный тон, как будто цитируя кого-то: — Глядя на мир, нельзя не удивляться! Ежели у вас останутся силы и время — официально разрешаю брать книги из моего шкафа…
В этот момент в дверь клуба постучали, и вошел молодой опричник — голубоглазый шатен, невысокий, с трехдневной щетиной.
— Блок №8 готов, господин поручик, — сказал он.
— Тогда проведите юнкеров в блок №8, корнет. А после этого — покажите им дорогу в столовую.
— Есть! — козырнул корнет.
Я выходил из офицерского клуба в легком недоумении. Определенно — не так я представлял себе начало военно-хтонической практики. Думал — будет у нас что-то вроде курса молодого бойца, с карантином, шагистикой, полосой препятствий, стрельбищем и дежурством на тумбочке… А тут — какая-то хтонь.
Быстрым шагом догнав Розена, я спросил:
— А на твоей первой практике тоже так было?
— Нет, — пожал плечами Денис. — Вообще не так.
* * *
Блок №8 оказался похож на офицерский клуб. В том смысле, что размером он был такой же, и там имелись некрашеные бетонные стены, и не имелось окон. Бильярда, бара и кожаных кресел тоже не наблюдалось. Зато, в отличие от Ревельского военно-инженерного магколледжа, тут стояли приличные двухъярусные кровати. Из какого-то модного пластика, с отличными матрасами опричного производства, которые подстраиваются под сколиоз каждого отдельно взятого юнкера. Или не бывает сколиоза у магов? Вопрос интересный, стоит изучить…
А еще тут имелся душ на две кабинки и туалет — тоже на две кабинки. На двенадцать человек — просто невероятный уровень комфорта. И шкафчик каждому, металлический, несгораемый. В общем — жить можно. Небритый молодой корнет — ему было лет двадцать, наверное — оказался парнем компанейским, он предупредил, что ужин будет через полчаса. За эти полчаса мы успели помыться в душе по очереди и привести себя в порядок, и жизнь заиграла новыми красками.
Пока пацаны принимали водные процедуры, я сходил на разведку. Мы же не в тюрьме тут! Из блока можно было выйти, пройтись по коридору, попялиться на стальные двери соседних помещений, выйти на крохотный балкончик, из которого открывался вид на атриум форпоста. Или пройти к наружной стене, чтобы сквозь бронестекло узких бойниц поглядеть на Хтонь.
Как я понял, бойницы могли функционировать в трех режимах: полностью открытые — чтобы вести огонь, закрытые броневыми ставнями — если нужно уйти в глухую оборону, и как сейчас — со стеклами, но без ставен, для наблюдения. Серьезно тут все у них!
Я замер у окна. Зрелище — завораживающее: мощные прожекторы с башен шарили по опушке черного леса, подсвечивая причудливые темные силуэты и мелькающие меж стволов мрачные тени. Мне казалось — кто-то смотрит на меня оттуда, из аномалии…
— Что, чуешь Хтонь-Матушку? — спросил подошедший со спины корнет. — Пялится, кур-р-рва… Привыкай.
— Миха, — протянул я ему руку. — Титов.
— Егор Оболенский, — он ответил на рукопожатие. — Ты вроде парень нормальный, так что скажу такое: поручик у нас мировой, его надо держаться. Нет такого другого командира. Вот что он говорит — то и делайте, даже если бредятиной сразу покажется.
— Ага, — сказал я. — Поручик ваш сказал, что я — батарейка.
— О-о-о-о, и я его за это сразу возненавидел, — закатил свои голубые глаза опричник. — А потом, когда осознал — благодарен был. Я ж пустоцвет, самый обычный аэромант первого порядка, а Сквознячок, Воздушные лезвия и Атмосферный столб у меня ого-го за этот год развились… Да, три техники, но — стоящие. Все благодаря Голицыну. У него подход такой, специфический. Ну, посмотришь, главное — не косячить. Просто терпи.
— Понял, принял, — откликнулся я. — Посмотрим, как оно обернется. Деваться-то нам все равно некуда, эти сорок дней мы в распоряжении господина поручика Константина Александровича…
А потом корнет Оболенский отвел нас на ужин. А я думал — к какому роду войск он относится, если корнет? Наверное — прикомандированный, как и мы. В пехоте, даже опричной, корнетов отродясь не водилось.
Столовая, как стратегически важный объект, находилась в подвале. Кормили шесть раз в сутки, потому что основная часть гарнизона форпоста «Бельдягино» служила по графику «день-ночь-отсыпной», и обеспечивался этот
