Ненавистный жанр - Qrasik
— «Хотите поговорить об этом?» — уточнила система без малейшего намёка на иронию.
— Лучше скажи, что думаешь по поводу этих вот следов, — ткнул я пальцем в проекцию.
— «Вы правы. Следы действительно напоминают использование технологии «Нейрошунт», — подтвердил комплекс и после паузы неожиданно добавил: — «Однако я обязан напомнить: сокрытие факта применения подобных технологий на разумных существах карается высшей мерой защиты социума».
— Так я и не скрываю, — отмахнулся я. — Я даже понятия не имею, что это вообще за штука такая, твой Нейрошунт. Кстати, ты, по-моему, слова местами перепутал. У ВМСЗ порядок другой.
— «ВМСЗ — это высшая мера социальной защиты. Как правило, под этим подразумевается гуманная форма наказания, которая не предполагает исправления наказуемого».
— Гуманная, говоришь? — переспросил я с сомнением, на миг даже решив, что железный товарищ нахватался от меня дурного сарказма. — Ну, в каком-то смысле да, расстрел ещё никого не исправил. Хотя звучит так, что иронии тут никакой, чистая сухая статистика. Так ты про что говорил-то?
— «Я говорил о защите основных принципов сосуществования разумных существ».
— Вот уж не уверен, что такие единые правила вообще возможны, — возразил я. — Сильно разные виды вряд ли уживутся бок о бок. Какая-нибудь стая разумных волков и табун разумных лошадей? Да они друг друга перережут или перегрызут в первый же месяц. Сосуществование, говоришь… Ха. И как же наказывают за нарушение «этих самых» принципов?
— «Вы правы», — без обиды согласился помощник. — «Всё зависит от обстоятельств. Возможные меры: разграничение, коррекция, изоляция, геноцид».
К счастью, разговор сам собой сошёл на нет, и мне не пришлось дальше развивать эту скользкую тему. Потенциально опасную, между прочим. Я ведь отлично знал, что эта железяка уже не раз в шутку намекала: мол, каждое моё слово, каждый жест и шаг фиксируются, заносятся в память и при желании могут быть переданы «куда следует». И кто знает, в какой момент это «куда следует» решит заинтересоваться именно мной.
Сейчас-то я, конечно, не делал ничего предосудительного — по крайней мере, на мой собственный взгляд. Но я-то думаю так, а кто-то другой вполне способен посчитать иначе. Легко. Достаточно лишь немного сместить акценты, подать всё в нужном ключе — и вот уже картина складывается совсем не в мою пользу.
И потому перспектива оказаться крайним, попасть под раздачу за какой-нибудь абстрактный «подрыв устоев» или, того хуже, угодить под действие меры социальной защиты — мягко говоря, меня не вдохновляла. Особенно если вспомнить, что одной из таких мер вполне официально числился геноцид. Нет, спасибо. Быть объектом показательной казни в масштабах социума — совсем не та судьба, к которой я стремлюсь.
— А скажи-ка мне, мой железный друг, — протянул я, решив всё же вернуться к теме, хоть и понимал, что лезу в осиное гнездо, — что это за твой нейрошунт такой, за который твои создатели готовы кучу всяких страшных мер применить?
— «Нейрошунт — это технология копирования сознания разумного существа, основанного на биологической материи», — ответил комплекс с присущей ему спокойной сухостью, будто объявлял прогноз погоды на завтра.
— Хм… Копирование сознания? — задумчиво протянул я, почесав подбородок. — Ну и? Что же в этой технологии такого жуткого, что сразу геноцидами грозятся? По-моему, наоборот — штука полезная: захотел — сделал бэкап, и живи спокойно не беспокоясь о несчастных случаях.
— «В самой технологии нет ничего предосудительного», — подтвердил помощник. — «Однако в девяносто девяти случаях из ста она использовалась с нарушением установленных правил, как-то «запрет редактирования». Поэтому по Рескрипту 50/22 она внесена в список особого наблюдения».
— Ага, — протянул я, хмыкнув. — То есть сама по себе безобидная, но вот ручонки у местных умельцев чешутся, и обязательно найдут, как повернуть всё это не туда. Типичная история.
Я ещё немного покопался в собранных материалах, перелистал сканы, сравнил таблицы, прогнал несколько дополнительных фильтров. Но сколько ни таращился в эти цифры и графики, нового для себя так и не выудил. Всё упрямо сводилось к одному: передо мной лежала самая что ни на есть изначальная Саэко. Настоящая. Не копия, не искажённая версия, не какой-то фантом — именно та девчонка, какой она должна была быть по возрасту и состоянию организма.
И вот это как раз и било по нервам сильнее всего. Потому что если предположить, что странные следы на её теле действительно оставлены нейрошунтом, то картина вырисовывалась мрачноватая. Кто-то, или что-то, аккуратно выкачал её сознание, скопировал его куда-то себе на память, а потом — хладнокровно убил носительницу. Просто избавился от оригинала, как от ненужной обёртки.
И мысль об этом показалась мне до отвращения неприятной. Всё это напоминало работу мясника: срезал нужный кусок, остальное отправил в утиль. Только вот речь шла не о куске туши, а о живом человеке.
И, наверное, я бы отнёсся ко всей этой истории куда холоднее, почти равнодушно. Ну подумаешь, кто-то решил поиграть с чужим мозгом, мало ли уродов в этой вселенной. Но был один мелкий, на первый взгляд, факт, который меня сильно цеплял: мы с этой девчонкой когда-то действительно приятельствовали. Не то чтобы лучшие друзья, не то чтобы душа в душу, но связь была. И теперь мысль о том, что её просто взяли, скопировали, а потом выбросили, как ненужный файл, — отдавала мерзким привкусом несправедливости.
— Для друзей — всё, для врагов — закон… — пробормотал я себе под нос, чувствуя, как комок неприятия скользит где-то в груди. А потом вслух обратился к помощнику: — Что там с нашими гостьями? Всё ещё занимаешься их сканированием?
— «Пленники подвергнуты повторному анализу», — спокойно отозвался комплекс. — «Результаты однозначны: это отредактированные копии».
Я поморщился. Отредактированные копии звучало ещё хуже, чем просто дубликаты. Копия — это хотя бы отражение оригинала, а тут… тут чужая рука влезла в сознание и переделала его по своему усмотрению.
=*=
Пока я возился с анализами и пытался свести концы с концами в этой запутанной истории, время улетело незаметно. Часов восемь пролетело, как одна минута. И когда я, наконец, вернулся к «гостьям», выяснилось, что за это время они успели прожить целую маленькую жизнь. Сначала подрались — причём, судя по следам, весьма азартно.
