Лозоходец - Айлин Лин
Мы нагрузили тележки доверху и потопали на мостки, чуть задержись, мигом получишь тычок прикладом. День всё тянулся и тянулся. А я всё думал, хватит ли мне сил выдержать вечерний бой. Вдруг противник попадётся не из таких дураков, как «блатные». Смертный приговор в схватке может быть вынесен и мне…
К ночи ветер утих, и на землю опустилась тишина, словно баюкая этот суматошный мир. Луна печально взирала на нас с высоты. Вершины сопок, одетые снегом, выглядели хрустальными, озарённые синеватыми отблесками ночного светила. Тело уже давно ничего не чувствовало, работая машинально. Нагрузить, подняться, спуститься и заново… Мы двигались точно живой конвейер, безостановочно, бездумно, напоминая толпу зомби.
Металлический звон отрезвил всех, заставил ожить. Конец смены. Конец долгого дня.
Мы потянули за собой пустые тележки. Утихомирившийся было ветер опять расшалился, замёл позёмкой. Наверху и того пуще. Людей, что стояли на промывочной, трясло от холода, зеки дули на озябшие руки, да без толку. Конвоиры споро принимали тележки, не тратя время на осмотр. Всем охота в тепло.
На обратном пути позёмка обернулась пургой, что грозила разрастись снежным бураном. В глаза летели колючие снежинки, и без того сокращая малый обзор. Идти приходилось чуть ли не за руку, чтобы не потерять своих, не оступится на склоне, не сверзиться к студёному ручью. Охрана прильнула к зекам, собаки затесались между людьми, спасаясь от порывов ветра, их шкура обледенела, и сейчас они напоминали ледяных ежей-переростков.
Завиднелась наша сопка с мрачными строениями, что была похожа на грубую корону, увенчавшую голову великана. Мы подошли к ступенькам и мрачно взглянули наверх. Подниматься при таком ветре – самоубийство, не помогут и деревянные перила, протянувшиеся вдоль ступеней.
– Пошли, что ли, – сказал хмурый конвоир, шедший спереди. Охрана сегодня не лютовала, не до этого, живыми бы добраться.
Ступеньки прихватило ледком, оскользнуться легко, только потом косточки твои ветром и разметает.
– Идём через две ступени друг от друга, не толпимся, – крикнул Фёдор Филиппович и сам осторожно начал подъём, вгоняя штык в наледь, стараясь разбить её, чтобы остальные могли подняться.
Не спеша, люди пошли вверх, цепляясь, что есть силы в перила, которые начали прогибаться под тяжестью десятков рук. Вот уже половина пути пройдена, я поднял голову, не видать конца лестницы, завьюжило. Крепчавший ветер выл монотонно, то чуть затихая, то принимаясь терзать нас с удвоенной силой.
Люди, чувствуя, что подъём скоро закончится, расслабились. Передо мной, человека за три выше, вдруг поскользнулся один из зеков, страшно вскрикнув, он начал заваливаться на спину, пытаясь ухватиться за скользкие перила, точно в замедленной съёмке. К нему потянулся рядом идущий, стараясь удержать.
– Назад! – заорал, обернувшийся на крик, Радченко. – Всем в сторону!
Люди прижались к перилам, а оступившийся, опрокинувшись, заскользил сначала на спине, потом и вовсе покатился как-то боком по ступенькам. И никто не пытался его остановить. Нельзя. Иначе потянет за собой и остальных, в такой свалке мало кто выживет. Необходимость. Плохое слово. Но необходимо стоять и смотреть, как тащит человека вниз, в снежное марево, а злой ветер воет, будто хохочет.
И за какую-то секунду мелькнуло в моей голове, что снег – это та же вода, с той же памятью и силой. Я выбросил руку вперёд, призывая колючих малюток к себе. И… они послушались. На ближайшем пролёте собиралась снежная подушка, этакий порожек, что должен остановить падение, благо дотуда недалеко.
Зек, катившийся кривобоко, загребая руками и ногами, ткнулся в снежную насыпь и остановился. Поднялся на четвереньки, испуганно озираясь и не веря, что остался жив. Рядом стоящие, не решаясь отпустить перила, протянули руки, помогли ему подняться и вновь встать в строй.
Все облегчённо выдохнули. Может, и привык народ к смерти, идущей за ними ежедневно по пятам, но не смирился. Я же почувствовал себя совершенно обессиленным, вцепившись, как клещ в перила, чтобы не упасть самому. Ноги стали точно ватными, и каждый шаг давался с трудом. Оно и раньше работа с водой отнимала много сил, а в оголодавшем теле забрала последние. Хорош же с меня будет боец.
Замаячила площадка перед высоким забором, и все облегчённо вздохнули. Ворота начали открываться, створки, чтобы их не выломало ветром, держали несколько человек. Мы быстро вошли во двор, поспешая под укрытие стен бараков.
Глава 26
За ужином я толкался на раздаче вместе с остальными, Старый слово сдержал, и утром Паше и Васе выдали по пятьсот грамм хлеба и сейчас налили полную тарелку супа. Я взял свою порцию, протиснулся к столу, зачерпнул ложкой варево и не поверил глазам. На дне, стыдливо прикрытые разваренной капустой, лежали кусочки мяса. Размял их ложкой, до каши и с удовольствием засунул в рот. Мясо! Я уж и позабыл его вкус. Сегодня бой, восстановить силу будет нелишним. Жевал долго и тщательно, растягивая удовольствие. Внезапно по спине побежали мурашки, точно смотрит кто. Я оглянулся и встретился взглядом со стариком, тот ухмыльнулся и кивнул, помни, мол, мою доброту. Всё наслаждение от еды схлынуло, как и не бывало. Быстро доел и ушёл в барак.
Согревшись у печки и подождав до отбоя, пошёл спать. Может, передумали бой устраивать?
Ночью меня кто-то толкнул в бок. Кое-как разлепив сонные глаза, увидел перед собой незнакомого паренька.
– Вставай, Старый ждёт, – поторопил он.
– А спать мне когда? – проворчал я, тихонько поднимаясь, чтобы не побудить кого.
Григорий, лежащий напротив, открыл глаза, я приложил палец к губам, и он прикрыл веки.
Мы вышли в морозную ночь, ветер всё ещё бесновался, но высокий забор сдерживал его мощь, и во дворе было относительно тихо. Из-за угла вышел Старый:
– Ну, здорово, Бугай. Идём за мной.
Мальчишка растворился в снежном мареве, только его и видели. Я же спешил за неожиданно проворным дедом. Мы обошли большие строения бараков и вышли к каменному двухэтажному зданию. Явно предназначенное для администрации. Оно раскинулось двумя крылами от маленького портика входа. Приземистое, серое и невзрачное, с узкими зарешеченными окошками.
Пересекли тёмный маленький холл и попали в длинный коридор с рядом дверей. Дошли до конца, уткнувшись в последнюю. Я вошёл вслед за стариком и тут же сощурился от света больших ламп, свисавших с потолка. Мы оказались в квадратном помещении, чем-то неуловимо напоминавшем спортзал моей школы. Вдоль стен в два ряда стояли скамьи и стулья. На них сидели наши надзиратели и прочий люд. А у противоположной стены на деревянном креслице восседал Чигуров, оглаживая нервными пальцами подлокотники.
– Вот
