Лозоходец - Айлин Лин
– Тебя же «раскулачили»?
– Пятьдесят восьмая…
Мужик грустно кивнул:
– Какая разница, по какой статье лес валить.
Потянулось томительное ожидание. Я понимал, что дорога будет нелёгкой, но и сидеть в вонючей камере, не имея возможности даже размяться как следует, оказалось невмоготу. Кормили здесь раз в день, какой-то баландой. Её состав определить я не смог, как ни старался. Разваренная в клейстер крупа, щедро разбавленная водой. Не особо сытно, но хватало успокоить голодные рези в желудке.
Время растянулось в сонной одури, что началась от постоянной духоты и вони. Чередовались дни и ночи, и я не в силах был понять, сколько дней прошло. Пока утром не вошёл конвойный. Он громко зачитал список фамилий, после чего нас вывели из камеры. Глаза отозвались болью от яркого солнечного света, потекли слёзы. Мы вышли во двор, где уже стояло несколько подвод, а рядом с ними бабы с детьми.
Вот и настала наша пора отправляться в ссылку.
Глава 16
Утро было морозным, я с удовольствием вдохнул чистый воздух. После камеры он казался сладким, не надышаться. Во дворе под охраной солдат копошились те, кому сегодня суждено было покинуть родные края. Мужики, женщины, старики, дети. Слышался плач грудничков. Эти крохи, едва появившись на свет, уже оказались виноваты перед государством за прегрешения: явные или сфабрикованные по доносу на их родителей. За кем-то увязалась собака, которую конвойные гоняли без особого успеха. Мелкая рыжая псина пряталась под телегами, отбегала за ворота, но не уходила, пытаясь пробраться поближе к хозяевам.
Скоро подводы потихоньку тронулись, за ними пошли и мы. Через весь город тянулась колонна, и люди спешили разойтись в стороны, будто арестанты были заразными. В конце улицы, на окраине города, подводы свернули, и мы вышли к крохотной станции. Такие мне доводилось видеть в глухих посёлках, где сохранились советские постройки. Приземистое одноэтажное здание, растянувшееся вдоль путей. Побелка кое-где слезла со стен, на окнах виднелась копоть.
– Сто-о-ой! – раздался крик. Повозки замерли.
На путях ждал состав с так называемыми «телячьими» вагонами, для перевозки скота. Лишь иногда попадались вагоны с окнами.
Чей-то любопытный мальчишка подобрался поближе к составу:
– А кто здесь поедет?
– Мы, – хмуро ответил седой мужик в обтрёпанном ватнике.
– А там? – ткнул пацан в вагоны с окнами.
– Там начальство. Мы-то теперь за людей не считаемся.
Откуда ни возьмись, рядом появился солдат, саданувший мужика прикладом по плечу:
– Вас вообще на месте расстреливать надо, – осклабился он, глядя, как упавший мужчина поднимается с земли.
Мальчонка нырнул в толпу и затерялся.
Солдаты открыли вагоны и начали подгонять к ним народ. Люди спешили разобрать свои узелки, загруженные на подводы. Поднялся крик, гам. Кто-то прихватил впопыхах чужие вещи, кто-то не мог отыскать в куче свои. Солдаты не дожидались, пока люди разберутся в этом бедламе, подгоняли прикладами, а иной раз и штыками.
Началась погрузка, в вагоны лезли и лезли, пока там совсем не оставалось места. Состав был небольшой, а вывезти надо всех.
– Да куды ж вы, ироды, пхаете? – возмутился какой-то старик. – Мы же позадохнемся все!
– Невелика потеря, – процедил сквозь зубы кто-то из конвойных, – лезь, контра, не то пристрелю.
Дед присмирел и, качая головой, стал подниматься в вагон.
Вещей у меня не было, так что забрался я одним из первых, притулился в углу. Скоро в вагоне места стало меньше, чем в камере до этого. Для нужд в полу зияла дырка. А сервис-то везде одинаков, усмехнулся я про себя. Изо рта вырывался пар, от промёрзшего железа шёл лютый холод, пробиравший до костей даже в толстом тулупе.
Кое-как народ разместился на своих узелках, чтобы было теплее. Дети дули на озябшие пальцы, стараясь согреть промёрзшие ручонки. Многие находились в какой-то прострации. Шутка ли, вчера ещё жил человек, хозяйство имел, дом и в одночасье стал никем, всё отобрали и самого выкинули, как шелудивого пса. Хотя с иными собаками обращаются лучше.
От размеренной качки вагона стало клонить в сон, я клевал носом, устроившись кое-как в своём уголке. До вечера состав не останавливали, еда осталась лишь у единиц, воды же не было совсем. Желудок болел от голода, во рту было сухо, как в пустыне, язык распух.
От дыхания десятков людей по стенам бежали влажные дорожки конденсата, воздух наполнился запахом пота, немытых тел, грязи. Ревели младенцы, задыхаясь в духоте, хныкали дети постарше. Кто-то обругал молодую мать, что не могла успокоить своё дитя, но окружающие быстро угомонили скандалиста. Тяжело было всем.
Состав остановили только на следующий день, многие теряли сознание от спёртого вагонного духа. У какой-то женщины умер новорождённый малыш. Мать сидела, прижимая охладевший труп к себе, уткнувшись в маленькое тельце лицом, и тряслась в беззвучных рыданиях. Люди отводили глаза, не в силах ей помочь.
Вагон открыли.
– Выходи! – крикнул конвойный. Мы оказались посреди степи, возле какого-то крохотного посёлка. Станции здесь не было.
Люди кинулись собирать проплешины грязного снега, засовывая в рот вместе с комками земли. И я не отставал от них – жажда измучила. Отыскав под иссохшим кустиком горсточку слежавшегося наста, отряхнул его как мог и сунул в рот. Благодатные капли скользнули в горло. Ни грязь, ни мелкий мусор не мешали мне наслаждаться водой. Хорошо бы пошёл сильный снегопад, тогда напиться можно будет вволю. Женщины оттаивали ледышки в своих ладонях, чтобы напоить маленьких.
С десяток военных направились в посёлок и скоро вернулись с растерянными лицами. Я заметил, как заметались солдаты, неподалёку ругался кто-то из офицеров. По рядам осуждённых заметались конвойные, будто в поисках чего-то, или кого-то. Я заметил одноглазого вояку, что сопровождал нашу подводу в город, он подошёл к начальству, начал что-то говорить, размахивая руками. Седой офицер кивнул, подозвал к себе нескольких солдат, отдал приказ.
– Бугаев? Кто Бугаев?! – заорали вояки, что есть мочи, рыская в толпе.
Я протиснулся вперёд.
– Здесь!
Офицер двинулся ко мне:
– Отойдём в сторону, Бугаев, – махнул он приблизившись. – Тут такое дело, – седовласый мужчина со спокойным взглядом синих глаз, смотрел на меня в упор, – ты можешь колодец наладить?
– Могу, – кивнул я.
– В посёлке пересохли оба колодца, воды у нас нет совсем. Если не наберём здесь, будем ещё сутки ехать до следующей станции.
– Неужели ближе нет?
– А ты не заметил, где мы? – усмехнулся офицер. – Наши составы запрещено останавливать на станциях. Или раздобудем воду или… – и он развёл руками.
– Ведите, – не стал отнекиваться я, – только, товарищ офицер, можно одну просьбу.
Старый вояка нахмурился, взгляд похолодел:
– Говори.
– Дайте
