Истина лисицы - Юлия Июльская
– Силой ворвёшься? – усмехнулся он.
– Боюсь, тогда меня точно убьют.
– Тогда пусть не приходится.
– Пусть не приходится, – согласилась она. – В конце концов, должно же быть и у богини желание остановить войну с ёкаями? Только представь, мы могли бы открыто сотрудничать с кицунэ. Сколько возможностей это для нас откроет…
– Уже думаешь о новой Шинджу?
– Мечтаю, – улыбнулась Киоко.
– Это хорошо. – Он наклонился к ней и нежно поцеловал. Она ответила. Вот так просто… Всё ещё не привык, каждый раз сердце содрогалось: настоящая, касается его, любит. Удивительно.
Когда она отстранилась, взглянула на него и спросила:
– Ты уверен, что провести эти недели в Дзюби-дзи – хорошая мысль?
– Я уже принял решение и стал частью соги, – ответил Иоши. – Здесь нечего обсуждать, осталось лишь следовать избранному пути.
– Что ж, тогда следуй, сёкэ, – она сложила руки напротив груди и легко поклонилась. Не насмешливо – с принятием его выбора.
– А ты, моя госпожа, следуй своему избранному пути, – он поклонился в ответ.
А затем обхватил её лицо ладонями и впился в губы с жадностью, стараясь насладиться, насытиться ею, напиться этой любовью так, чтобы хватило на все те недели разлуки, что им предстояли.
Не хватит, он знал. Тоска неминуемо настигнет. Но он проживёт. Будет ждать, сколько потребуется. Только бы вернулась живой.
⁂
– Как думаешь, любовь правда возможна? Такая, чтобы друг за другом в самую жуть, – тихо спросила Чо, глядя на императора и императрицу, что были сейчас простыми влюблёнными. – Он ведь сын сёгуна, ты знал?
– Он рассказывал, да. Как умер от его рук и потом Норико его вернула.
– Точно. И смотри-ка, так и идут от самого Иноси – вместе. Глупый он, правда. Второй раз чуть не умер.
– А этого я уже не слышал.
– Да и не нужно. Правда, глупость была, – она взглянула на Ёширо. – Я ведь могу быть откровенна?
– Если желаешь.
– Мне всегда это казалось глупостью.
– Умирать действительно не самое лучшее, что можно сделать для другого.
– Да нет же. Всё это – влюблённость, любовь. То, что заставляет совершать дурацкие вещи вроде пожертвования своей души богу ради спасения другого.
– О, так вот как это было.
– Если вкратце.
– А теперь что? – спросил Ёширо.
– То есть?
– Ты говоришь: «Всегда это казалось глупостью». А теперь как считаешь?
– И теперь думаю, что это глупость. Только раньше я этого избегала, никогда никому не открывалась и никогда ни о ком не хотела знать слишком много.
– Хочешь знать, что я об этом думаю?
– Хочу, – кивнула Чо.
– Любовь – единственная значимая вещь в мире.
– Да нет же.
– Ты можешь не соглашаться, но я так живу. Не всегда, но когда спокоен, когда мой разум не суетится и я не пленён своими желаниями, каждое моё действие становится проявлением любви. Готовка еды – из любви к готовке. Приём пищи – из любви к этой пище. Этот разговор – из любви слушать и делиться.
– И чем же это отличается от желания?
– Желание всегда о том, чего нет, – пояснил Ёширо. – А любовь – к тому, что есть.
Он взял её ладонь в свою и поднёс тыльной стороной к губам, оставляя невесомый поцелуй.
– Не скучай, бабочка, – он погладил её по щеке. – И живи каждое мгновение, что тебе даровано.
Чо никогда не скучала. Только по прошлому, по маме, по семье. Иногда – по Ише-сану. Но мужчины в этот список не входили. И пополнять его она не собиралась, потому кивнула:
– Спасибо, что показал мне эту жизнь.
– Спасибо, что разделила её часть со мной. – Он наклонился и коснулся её губ.
Здорово, поцеловал на виду у всех, а ей как потом объяснять?
– Опять думаешь, – шепнул он в губы.
Опять думает. И правда. Она ведь любит целовать эти губы. А что он там говорил – жизнь есть любовь? Значит, это станет её проявлением жизни сейчас.
И Чо сама прильнула к нему, позволяя обнять себя, целуя, нежно проводя языком по его губам, цепляя его клыки.
Один поцелуй из многих, и всё же единственный, что у неё есть. Как ей нравилась эта жизнь.
Когда Ёширо отстранился, Чо последний раз заглянула в его лес – обитель её покоя. Никто ничего не спросил у них, никто ничего не сказал. Не стоило даже думать об этом, Ёширо был прав. Опять.
Они ушли. Скрылись в темноте лаза, выбрались на поверхность и исчезли. Иоши отправился в монастырь, а она – домой.
Благодарю тебя, Инари, за то, что ты создала кицунэ.
И за то, что один из них передал твою религию мне.
Наверное, ты мне нравишься. Возможно, это тоже любовь.
Чо не знала. Чо ещё не разобралась. Но какая разница, как называть то, что чувствуешь, если в итоге важны лишь чувства, а не слова?
Дом не найдётся
– Как долго нам идти? – спросила Киоко, когда тории города остались позади.
– Несколько часов до реки, – ответил Ёширо-сан, – и около двух недель к озеру. Если идти не торопясь.
– А если мы обернёмся лисами?
– Нет надобности. Мы придём как раз к концу времени смерти, спешка ни к чему.
Киоко задумалась:
– Вот как. Тогда хорошо, что мы запаслись едой.
Он кивнул, а чуть погодя уточнил:
– А вы правда думали обратиться лисой?
Она замялась, но всё же призналась:
– Если быть откровенной, мне бы не помешало поупражняться.
Обращение в кицунэ она ещё не пробовала. Оно манило неизвестностью, соблазняло новыми возможностями, которых не могли дать обращения в простых животных. Она ещё не касалась ки Ёширо, не думала, что это правильно – чувствовать скрытое, если скрытое было. Но если бы он позволил…
Повисла тишина, Ёширо что-то обдумывал.
– Тогда обращайтесь, – вдруг сказал он.
И всё?
– А вы?
– Мы ценим эту ки и предпочитаем оставаться в ней.
– Надо же. А Норико, наоборот, предпочитает оставаться кошкой. Обоняние, скорость, гибкость – всё у кошек намного лучше. Я полагала, у лис так же.
– Лисы хороши животным началом, – согласился Ёширо. – Скорость, сила, выносливость, обоняние – вы правы, – он улыбнулся. – И всё же в человеческих сплетениях ки много того, что недоступно лисам.
– И что же?
– В Дзюби-дзи нас обучали кико –
