Истина лисицы - Юлия Июльская
Где-то далеко и вместе с тем совсем близко раздался звон бонсё. Он не слышал его и слышал. Он был вне досягаемости и вместе с тем был самим бонсё. Был куполом с изображением священного лотоса и был бревном сосны, которое ударяло по куполу.
Он был никогда и всегда. Он был тогда, сейчас и потом. Был нигде и везде. Был никем и всем.
И снова сосна погладила лотос – и лотос рассыпался звенящими брызгами света.
Он видел всё и не видел ничего. Он слышал их и не слышал никого.
– Ты уверена, что его можно беспокоить? Не похоже, чтобы он был свободен…
– Я не знаю…
Их было бесконечно много и нисколько. Голоса таяли пылью прошлого и загорались огнями будущего. Он их не знал и знал.
Когда-то.
Сейчас.
Лотос настойчиво звенит и требует вернуться. Сосна бьёт лепестки, приминает, уродует. Недобрые силы проникают в бытие, вырывают сознание, топчут в землю. Ничто не длится вечно. Даже вечность имеет конец.
– Не думал, что увижу тебя вновь, – Ёширо открыл глаза. Перед ним сидела она. Совсем иная, с украденной ки, и всё же как одежда не скроет человека, так и чужие тела не укроют бакэнэко. Ни перед ним. Ни перед согей.
– Правда? – она словно удивилась. – Не думал же ты, что я навечно плыву на остров?
И действительно. Он ведь знал, что она вернётся.
– Тебе нельзя здесь быть. Всем вам, – он осмотрел четыре растерянных лица и снова вернулся к первому – Норико.
– Мы ненадолго, – заверила она. – И даже по вопросам вашей религии.
– Согя не принимает в монастырь женщин, – напомнил Ёширо.
– Надо же, – подала голос другая, стоящая чуть позади. Её прямые тёмные волосы свисали сальными прядями, а юное красивое лицо было покрыто слоем пыли и пятнами грязи. Но это было неважно. Что действительно имело значение – так это глаза. Яркие, цвета моря в ясный день. Откуда у дитя острова такие глаза? – А в Шинджу все мико – женщины.
– Ты привела с собой чужаков, – Ёширо по-прежнему обращался к Норико.
– Как грубо, – вмешалась третья, тоже темноволосая. Они все были с угольными причёсками, языки чёрного огня в рыжем пламени Хоно. Но эта была старше, а лицо её – острее. Нос, подбородок, даже губы – всё было угловатым, всё казалось опасным.
– Нам нужна помощь, – это сказал парень. Сзади – крылья, словно тэнгу спустился с гор. Но у тэнгу нет таких ки. Не человек и не ёкай – кто же тогда? И спокоен, почти как Норико.
А пятый – молчит. И говорить, похоже, не намерен. Но осматривается, нервничает. Кулаки невольно сжимает, желваки ходят… Столько враждебности к миру, столько недоверия.
– Я не стану помогать народу, что губил моих собратьев, – медленно проговорил Ёширо, обводя взглядом всех чужаков. А затем обратился к Норико: – Уведи своих друзей со святой земли. Зря ты привела их в наш город.
– Ну уж нет, – девушка, чей оскал был подобен оскалу самой смерти, дёрнулась вперёд. Слишком поспешная, слишком суетливая, совершенно не думает о том, что творит. Ещё такое юное дитя… Наверное, таким же выглядит Ёширо в глазах дайси. Да и в глазах осё… Юнец, несмышлёный кодзо.
Он качнулся вперёд, пригибая голову, и рука, что уже неслась с танто к его горлу, проскочила над макушкой. Он тут же выставил правую ладонь вперёд, направляя в её основание внутреннюю энергию, и ударил туда, где сплетались все слои ки, где находилось средоточие жизненной силы.
Девушка согнулась пополам и завалилась набок. Наверное, не стоило бить так сильно…
– Она давно напрашивалась, – спокойно сказала Норико, даже не посмотрев на свою спутницу, что силилась сделать вдох, но пока безуспешно. Ничего, ещё чуть-чуть – и отпустит. Какое-то время дышать будет тяжеловато, больно, но, в конце концов, она пыталась его убить, что ему оставалось?.. Нет, всё равно нужно будет отмолить у Инари эту жестокость. Не стоило вкладывать столько силы. Можно было оттолкнуть мягче.
– Ёширо-сан, – девушка с невероятными глазами, стоявшая за Норико, вышла вперёд и поклонилась. – Моё имя – Миямото Киоко.
Это имя было ему знакомо.
– Возможно, вы знаете меня как наследницу рода Миямото, последнюю императрицу Шинджу. А возможно, слышали обо мне как о дочери Ватацуми, наследнице Сердца дракона. Или, быть может, вы ничего обо мне не знаете, потому что вовсе не интересуетесь делами Шинджу и вести о них до вас не долетают.
Что ж, в последнем она была права. Ёширо не интересовался островом и большую часть времени даже не помнил о его существовании. Люди сами сделали себя врагами ёкаев – так с чего бы о них помнить и думать? Но имя он помнил. Имя той, ради кого когда-то помог Норико связаться с ногицунэ.
– Всё так, – согласился он. – Я мало знаю о вашем острове. А о вас – лишь имя и связь с бакэнэко. И ничего больше не желаю знать. Всё, чего я прошу, – покинуть святую землю чужой для вас страны. Вы прибыли сюда, как я успел понять, с просьбой, быть может, мольбой о помощи. И в этой нужде, в желании получить необходимое вы на первом же шагу нарушаете все нормы приличия, все правила страны, в которую и без того посмели заявиться без приглашения.
Киоко-хэика не выглядела смущённой. Её лицо вовсе ничего не выражало – она бесстрастно ожидала продолжения. Что ж, он продолжит.
– В Шику женщинам не место в монастыре, как людям с Шинджу не место в Хоно. Поэтому я повторю: покиньте нашу землю, иначе, как это ни прискорбно, мне придётся вас проводить. А я всё же предпочитаю мирные решения.
Императрица глубоко поклонилась:
– Я прошу прощения за столь грубое нарушение правил. К моему стыду, я не знала о них ничего, но это, без сомнений, не служит мне оправданием. Мы немедленно покинем землю этого монастыря. И благодарю вас за терпение, Ёширо-сан.
Она выпрямилась и обратилась к остальным:
– Помогите Чо. Непохоже, что она сумеет идти самостоятельно.
– Но, Киоко! – Норико явно такое решение пришлось не по вкусу. – Мы так долго добирались сюда!
– Норико, мы выходим, – просто повторила она.
И Норико подчинилась. Если до этого у Ёширо и могли быть сомнения в принадлежности госпожи Киоко к роду Миямото, то теперь их не осталось. Истинная правительница. На его памяти Норико до сего дня заставили подчиниться лишь однажды, и это была богиня Каннон.
⁂
– Ну и что это было? – воскликнула Норико, стоило им выйти за
