По краю земли - Катерина Ромм
Огромный особняк старейшины с высокими стрельчатыми окнами и крутой крышей казался почти нереальным в обрамлении заснеженных елей. Из сугробов по обе стороны от ковровой дорожки торчали фонарики – их мягкий жёлтый свет дрожал на стенах и деревьях, усиливая ощущение сказки. Айлек глубоко вдохнул морозный воздух, чтобы собраться с мыслями. Рука непроизвольно скользнула за пазуху и сжала медальон Венды. Он здесь на задании! Не следует поддаваться эмоциям, нужно быть начеку.
Задача несколько осложнялась тем, что он не знал, как ему, простому травнику, правильно оценить богатство старейшины Ельны. Венда сказала подмечать дорогие вещи в обстановке. Вот эта лестница из незнакомого Айлеку красного камня – она дорогая? А осветительные шары под потолком в прихожей, гобелены на стенах, фонтан в холле?.. «Фонтан – наверняка что‐то особенное», – решил Айлек и задержался у чаши, чтобы получше рассмотреть изящную статуэтку с золотым кувшинчиком, из которого лилась вода.
– Гер Айлек, уважаемый? – послышался голос за спиной.
На мгновение сердце Айлека чуть не остановилось. Волна паники окатила его с головы до ног… но тут же схлынула. Паниковать было поздно, всё уже происходило – здесь и сейчас. Айлек натянул на лицо улыбку и медленно обернулся.
– Гер Родевиш, я полагаю? – сухо спросил он и поклонился.
Старейшина осклабился, словно обращение Айлека – а скорее тон – его позабавило. Невысокий и полный мужчина в своём длинном голубом плаще в пол казался почти круглым. Брови домиком придавали его открытому лицу умильное выражение, но впечатление портил цепкий взгляд светлых глаз. Родевиш подал Айлеку руку, и тот, подавив минутное замешательство, протянул свою. Обе руки застыли в воздухе – и опустились, так и не встретившись.
– Травники не пожимают рук, – объяснил Айлек.
– У нас тоже, – ухмыльнулся Родевиш, растягивая «с» и пришёптывая «ж». – Видите ли, гер Айлек… обычно руку старейшины целуют.
Чинно взяв Айлека за локоть, старейшина ввёл его в ярко освещённую гостиную, где их уже поджидали гости. Изначально Айлек полагал, что встреча с Родевишем пройдёт наедине, но по ковровой дорожке и лакею у входа успел догадаться, что это не так. Ему стало интересно: это совпадение или Родевиш хотел похвалиться особенным гостем?
Они сделали круг по залу, лавируя между колонн и статуй в полный рост, минуя картины в золотых рамах и зеркала от пола до потолка. Старейшина без устали представлял Айлека всё новым лицам, и от самого Айлека пока что требовалось немного. Он был сдержан, молчалив и предельно вежлив с гостями – зато Родевиш вёл себя развязно, много шутил и избегал серьёзных разговоров. В конце зала они остановились перед хрупкой девушкой с каштановыми волосами, украшенными драгоценными камнями и перьями. Её платье единственное из всех надетых на сегодняшний приём открывало ноги: несмотря на длинный шлейф, спереди видны были колени. Это показалось Айлеку крайне неприличным.
– Последний писк в Ориентале, – пояснил Родевиш. – Нам здесь непросто уследить за модой, но, как видите… стараемся. Это моя юная жена Люшьель.
Хоть она и не была травницей, имя девушки больно кольнуло Айлека в самое сердце, напомнив о Марель.
– Герра. – Айлек поклонился ей в пояс, и Люшьель удивлённо захлопала ресницами, опуская протянутую для поцелуя руку.
Родевиш захохотал и, кажется, едва сдержался, чтобы не хлопнуть худощавого Айлека по плечу. Почётный визит посла явно доставлял старейшине ни с чем не сравнимое удовольствие.
η
День рождения Меркуруса в этот раз совпал с Днём зимнего солнцестояния, которое каждый год приходилось на разные даты. Праздновали его во Флоре и в Ориендейле по-своему: для флорийцев это было время тишины и самопознания, умиротворения, единения с Ангелом, а в ориендельских провинциях целую неделю продолжались безудержные народные гуляния.
Наряду с летним солнцестоянием, это был главный праздник в Ельне: город украшали лентами и фонариками, на площадях и перекрёстках собирали фанерные палатки, где продавали вяленое мясо, пряники и горячие напитки. И хотя Меркурус отметил про себя, насколько беднее и скромнее стали декорации с его последнего зимнего визита в Ельну, он всё равно был рад празднику. За суетой и всеобщим весельем проще было замять день рождения, отмечать который не хотелось совершенно.
Произошедшее в Набреге терзало и выворачивало наизнанку. Хуже того – не с кем было поделиться этой болью, и Меркурус пытался перебороть отвращение к самому себе в оглушающем одиночестве. Он хотел бы выплеснуть эмоции в искусство, но не получалось. Он разучился творить. Когда в мастерских ему давали пробные задания, всё, за что он ни брался, оборачивалось позором. Конечно, никто не спешил его нанимать. Один раз, правда, предложили место, но Меркурус окинул взглядом мастерскую, свою уродливую выкройку – и молча вышел.
Словно дикий зверь, он предпочитал зализывать раны в тёмных углах, в мрачной тишине. Как назло, с тишиной было туго: девчонка и её приятели зависли у дяди Эргарда, даже платили ему за постой и пока что не собирались никуда уходить, пережидая зиму. Меркурусу тошно было смотреть на воркующих Венду и Айлека, без единого пробного задания нашедших себе работу. Почему кому‐то удаётся всё, за что он ни возьмётся, а ты хоть лоб расшиби – толку не будет? Айлек в два счёта договорился с лекарем с соседней улицы и теперь регулярно смешивал для него какие‐то ценные травниковые мази. Венда по утрам переводила бумажки. Усидчивости ей не хватало, часто одни и те же переводы валялись на краю обеденного стола несколько дней. Откладывать всё на последний час, видимо, было для неё в порядке вещей. И всё‐таки она ухитрялась сдавать переводы в срок – если надо было, сидела над ними по ночам. Помимо работы, они умудрялись вести расследование о старейшине-проходимце. Венда и Фелтон стали одержимы идеей разоблачения. Айлек им поддакивал и выполнял любые просьбы – или всё‐таки требования?
Рядом с такой бешеной и совершенно чуждой ему активностью Меркурус чувствовал себя унылым бездельником. Чтобы проводить как можно меньше времени в доме дяди, он временно подвизался разносить почту. В конце концов, ему тоже нужны были деньги.
В День зимнего солнцестояния Меркурус, как всегда, забрал в бюро письма и посылки. Первым делом он проверил, есть ли почта на адрес дяди, – и аж вздрогнул от удовольствия, когда увидел конверт, подписанный знакомым почерком Камилы. «Для тебя, что ль? – спросил коллега, заметив столь редкую на лице Меркуруса улыбку. – Жалко, что из-за снегопада всё с недельным запозданием приходит». С запозданием… Что ж, значит, это не поздравления
