По краю земли - Катерина Ромм
– Признаться, я был так растроган, что сразу начал думать о подходящем подарке.
– Подарке?..
– Для невесты.
Винтекью показалось или глаза отца заблестели от слёз? Повинуясь порыву, виконт протянул руку через весь стол, чуть не опрокинув полупустую чашку с кофе, и крепко сжал отцовскую ладонь. Граф едва заметно дёрнулся, но всё же оставил руку на столе.
– Да, я в курсе, – продолжил граф Сэптен, – что ты приготовил для девушки замечательное колечко, а значит, и с нашей, родительской стороны нужно что‐то особенное. Мама была бы рада.
Мама… Винтекью плохо её помнил. Аромат лилий, лёгкие светлые платья и тёмная коса – вот и всё, что ему осталось. А ещё то, что мама панически боялась воды. Быть может, она знала, что вода её погубит. Именно так обычно объясняли сильный страх перед стихиями, и примета часто себя оправдывала.
– Спасибо, – тихо сказал Винтекью. Он надеялся, что мама тоже его слышит.
– Погоди благодарить, ты же ещё ничего не видел! – Отец высвободил руку и нырнул в карман сюртука.
Он торжественно опустил перед Винтекью изящную коробочку со стеклянной вставкой сверху. Сквозь стекло было видно очаровательное ожерелье из бледно-розового жемчуга на бархатной подложке. Серебряная застёжка ослепительно сияла в свете ламп, а жемчуг, наоборот, словно бы впитывал свет в себя. Коробочка была перевязана несколькими лентами – шёлковыми и металлическими, завязанными в хитроумный узел с пышным бантом.
– Это… должно быть, очень дорого, – выдохнул Винтекью.
Не поблекнет ли его кольцо рядом с таким роскошным украшением? Винт тут же пожалел, что не попросил отца помочь ему с выбором – всё‐таки у того был исключительный вкус. Однако Винт умышленно молчал о подготовке к помолвке: столь судьбоносные решения в жизни ему хотелось принимать самостоятельно, а не под надзором отца.
Он поспешно помотал головой, отгоняя сомнения. Конечно, ожерелье прекрасно, но его кольцо – оно гораздо важнее! Именно оно, а не ожерелье, свяжет их с Вендой на всю жизнь.
– Каким бы ни был её ответ, ты передай ей этот подарок, – сказал отец. – Даже если она откажет. Понимаешь?
– Откажет? – голос Винтекью дрогнул.
– Не думаю, что это случится, – мягко заметил отец. – Ты же так хорошо подготовился. Посмотри на себя – просто красавец! Всё получится, держи нос по ветру!
Удивительно. Обычно граф придерживался иной мудрости: «Рассчитывая на худшее, не ошибёшься». Винтекью польстило, что отец так верит в него и в его любовь; он даже немного покраснел. Однако тут же горькая мысль отрезвила его: кажется, они совсем позабыли о главном.
– Всё равно никто не знает, где она сейчас… Венда, – печально пробормотал Винтекью и провёл пальцем по стеклянной поверхности коробочки.
– Не раздави! – Отец схватил его за запястье и резко отвёл руку в сторону. Шумно выдохнул и уже спокойнее добавил: – Потому я и хотел встретиться с тобой сегодня – это срочно. Я знаю, где наша ненаглядная.
ϝ
Венду разбудил резвый перестук колёс и цокот копыт: телега съехала с грунтовой дороги на мостовую. Выбравшись из-под руки Айлека, обнимавшего её во сне, Венда с наслаждением потянулась, потёрла глаза, пригладила непривычно короткие волосы и обернулась.
Так она и думала! После двух дней пути они добрались до Ельны. К счастью, Марк раздобыл лошадь и повозку, так что им не пришлось плестись пешком, и всё равно дорога утомила Венду, и она была рада наконец увидеть город.
Коробочки трёхэтажных ельнских домов ютились на склонах холмов и казались совершенно одинаковыми, разве что выкрашены были в разные цвета. Крутые крыши пестрели частоколом дымоходов. Простые фасады не могли похвастаться ни балконами, ни лепниной, а на окнах отсутствовали ставни, столь привычные для городов Флоры. В Ориендейле редко вешали ставни: северу вечно не хватало солнца.
Улица, хоть и вымощенная булыжником, была в жалком состоянии. Марку пришлось заметно сбавить ход, чтобы не угодить в яму на очередном повороте: ельнские дороги затейливо петляли среди холмов, забирая всё выше. Стройные хвойные деревья с игольчатыми лапами и голые дубы вокруг дремали под тончайшим покровом искристого инея. А над лесом возвышались горы. Укутанные снежным покровом, их вершины были недоступно далеки. Лишь отвесные скалы тёмной пастью щерились на белоснежный, девственно-чистый мир.
Венда непроизвольно поёжилась, когда увидела снег. Воздух здесь был свежий, мягкий и… вкусный. Честно говоря, впервые за много недель она почувствовала себя дома.
– Куда мы едем, Фелти?
Завернувшись в широкий шарф поверх сюртука, мальчик сидел на козлах вместе с Марком и заметно дрожал.
– Сначала вернём лошадь, как договорились, – ответил вместо него Марк.
Лошадь вместе с повозкой досталась им, когда Марк обмолвился в трактире на границе Флоры и Ориендейла, что они держат путь в Ельну. Повар, муж хозяйки, тут же посетовал, что и сам давно туда собирается: в Ельне жил его сын от первого брака. Он хотел передать ему лошадь и старую повозку, чтобы «подможить» в хозяйстве, но дела трактирные не отпускали. Хотя, на взгляд Венды, не отпускали его не дела, а вторая жена, ревниво подслушивавшая каждое слово.
Так или иначе, Марк ухватился за представившуюся возможность. Он пообещал, что в лучшем виде доставит и телегу, и животное в Ельну, и повар легко ему доверился. Марк вообще умел производить приятное впечатление на других, когда ему это было выгодно. Вот только ради Венды он не старался, и она с нетерпением ждала, когда им наконец удастся избавиться от его общества.
«Сыночком» повара оказался усатый гер лет тридцати. Лошади он не обрадовался и пояснил, что в Ельне с ней одна морока, да и телега ему тоже как корове седло. «Но что поделать – родители вечно думают, что знают лучше», – фыркнул мужчина. Венда рассмеялась в ответ. Марк лишь вяло улыбнулся, Айлек пожал плечами, а Фелтон без обиняков заявил, что у него нет родителей. Тогда Венде стало неловко, она оборвала смех и закусила губу. Прежде она об этом не задумывалась. Теперь же, почти физически ощущая близость Ориенталя и родителей – пусть родной город и лежал по другую сторону гор, – осознала, что из них четверых лишь у неё была настоящая семья.
Распрощавшись с сыном повара, они направились в центр Ельны. Главная площадь оказалась немногим шире обычной улицы любого крупного города – никакого сравнения с площадями Ориенталя, Флоры и даже Набреги. С трёх сторон её обрамляли дома, а с четвёртой – неожиданно – кладбище. Фелтон замер и уставился на надгробные столбики, украшенные свечами, цветами и лентами.
– Я думал, у вас в Ориендейле всё по-другому, – протянул
