За что наказывают учеников - Наталья Сергеевна Корнева
— Я удалюсь, чтобы ты мог попрощаться наедине, — голос Яниэра стал совершенно бесцветным. — Когда нашего Учителя не станет, позволь мне остаться с телом и оплакивать его за нас обоих. Для тебя это будет слишком тяжело, поэтому будь с ним, пока он жив.
Повернувшись в сторону недвижно лежащего Красного Феникса, он добавил едва слышно:
— Спите спокойно, достопочтенный Учитель.
С этими скорбными словами на устах Яниэр низко поклонился и вышел, скрывая проступившие на глазах слезы.
Учитель, конечно, безмолвствовал. Неизвестно, слышал ли он в своих предсмертных грезах последнее прощание Первого ученика… а вот Элиару оно проникло глубоко в душу, чтобы в мгновение ока сжечь ее дотла. В одном проклятый Яниэр был прав: тяжелая болезнь Учителя вытащила из наглухо закрытого сердца Черного жреца все тайные переживания, все спрятанные чувства. Дважды пережитая им прежде смерть Учителя многократно обострила страх, и бороться с этим страхом стало почти невозможно. Неужели впереди только новые потери? Вот-вот душа Учителя выскользнет из разрушающегося тела и отправится в небытие. Утонченная, возвышенная и непостижимая душа, которую подчас было так сложно понять. Тот, кого он так жаждет удержать, скоро станет лишь тенью…
Подойдя ближе, у изголовья кровати Элиар преклонил колени и робко коснулся ладони Учителя, взял ее трепетно, словно бабочку, — совершенно безжизненную, ледяную на ощупь ладонь. Нет, он не мог, подобно слишком трезвомыслящему Первому ученику, покинуть наставника в такой момент, оставить Красного Феникса одного в безжалостном холодном сне… Он знал: это был сон смерти.
Элиар принялся осторожно растирать изящные пальцы и, в конце концов добившись некоторой теплоты, принял ее за хороший знак и немного успокоился. Держа Учителя за руку, Элиар о чем-то ласково разговаривал с ним вполголоса, не в силах, как подобало в смертный час, обратиться с молитвами к вечным обитателям Надмирья, не в силах отыскать в своем сердце нужных слов. Сердце и разум его совершенно опустели. Да и просить о чем-то небожителей было без толку: они не преклонят слуха к просьбам злостного нарушителя древних законов. Нечистые молитвы жреца Черного Солнца, отступника и еретика, уж конечно останутся без ответа. Он мог преподнести небожителям как дар только свою пустоту.
— Я не позволю вам снова исчезнуть. — Слова прозвучали как клятва — непритворно возвышенно, горько и тяжело.
Элиар вдруг осознал, что в глубине души всегда молился не далеким равнодушным богам, давно покинувшим земной мир и лишившим людей благословения, а тому, кто на самом деле владел его жизнью и его мыслями.
Воистину, в долгой жизни своей к добру или к худу он повстречал лишь одно божество… невыносимое надменное божество с глазами цвета холодного океана…
В бедном сердце своем выходец из Великих степей возносил молитвы только одному-единственному человеку, без чувств возлежащему сейчас на постели. Мертвенно-бледный, с пугающе запавшими щеками, с заострившимися чертами, его светлость мессир Элирий Лестер Лар завис между жизнью и смертью, как должен был зависнуть он сам, подпав под действие заклятия запечатывания души. Несмотря на трагичность ситуации, выражение лица Учителя оставалось очень благостным, умиротворенным, и смотреть на это было особенно больно. На последней границе наставник казался мирно спящим.
Однако то была лишь иллюзия. Дыхание Учителя постепенно замирало. Он дышал все реже, с большим трудом: болезнь превращала каждый новый вдох, каждый глоток драгоценного воздуха в настоящее испытание. Учитель боролся за него в одиночку, а Элиар… увы, как и совсем недавно под завалами Красных скал, ничем не мог помочь.
Учитель никогда не знал поражения. Но… прямо сейчас на его глазах Красный Феникс проигрывал самую важную свою битву — битву за жизнь.
Чтобы еще хоть ненадолго удержать наставника на этом свете, Элиар был готов на все, но в действительности мог сделать только очень немногое: находиться рядом, крепко держать за руку, говорить успокаивающие слова, в надежде, что они приносят обреченной душе хотя бы слабое утешение. Если бы только было возможно принести в жертву самого себя, чтобы спасти Учителя, чтобы спасти весь этот умирающий, захлебывающийся болью несчастный мир, он принял бы смерть без сожалений. Но, увы, небожителей не интересовала его неблагая жертва. Черное, лишенное всякой чистоты солнце восходило по его венам, тысячелепестковый черный лотос проклятия распускался в его крови.
Он мог бы принести в жертву не себя, а невинного чистокровного Совершенного или, если задаться целью, могущественного Первородного — Игнация или Аверия. Но Элиар понимал: даже если небожители снизойдут и примут подношение чистой крови, это не удовлетворит их полностью, не остановит черный мор. Возможно, замедлит его, заставит поутихнуть ненадолго, но не остановит. К тому же Учитель был уже заражен, а зараженных в любом случае не исцелить. Речь шла лишь о том, чтобы снизить количество смертей и отсрочить неминуемую гибель человеческой цивилизации.
Увы, в глазах высших обитателей Надмирья исключительной ценностью обладала жизнь одного только Красного Феникса, жизнь носителя благословения, получившего его из рук самого Илиирэ, пресветлого владыки миров. На всем Материке вернувшийся из небытия его светлость мессир Элирий Лестер Лар оставался единственным жрецом Красного Солнца, единственным преданным последователем древних богов, покровительствовавшим когда-то Лианору и его народу.
А потому только лотосная кровь Учителя, законного наместника небожителей на земле, имела силу великой искупительной жертвы.
В этом заключалась ужасная несправедливость и горькая ирония: Красный Феникс мог спасти всех, но только не себя. Для того, чтобы избавить Материк от проклятия черного мора, Учитель должен был принять смерть, отказаться от жизни, которую даровал бы остальным. Он мог обменять свою жизнь на жизнь целого мира. Но сейчас, когда умирал он сам, никто другой не в силах был помочь, никто другой не мог занять его место на алтаре… страшное и почетное место.
Никто другой не мог совершить то, что было подвластно Красному Фениксу.
В смятении и гневе Элиар не мог допустить даже мысли об этом, но отрицать очевидное более стало невозможно: да, Учитель снова умирал из-за него. Надежды на избавление не было: ужасное проклятие тянулось за ними из жизни в жизнь. Порочный круг, из которого нельзя вырваться, вновь замыкался. Нужно было попытаться сделать хоть что-то, испробовать хоть что-то, чтобы спасти Учителя… но Элиар с ужасом и отчаянием понимал: он совершенно бессилен. Он мог бы разбить руки в кровь, но не преодолел бы разделяющей их с
