За что наказывают учеников - Наталья Сергеевна Корнева
— Учителю стало хуже, — опустив неуместные в сложившихся обстоятельствах формальности и приветствия, виновато сообщил Яниэр. Элиар понимал: никакой вины Первого ученика здесь нет, но все же тот не мог не чувствовать свою ответственность. День и ночь Яниэр усердно хлопотал вокруг наставника, пытаясь продлить тому жизнь, но болезнь была слишком сильна. Борьба с нею истощила Яниэра настолько, что он едва стоял на ногах и буквально шатался от усталости. — Черный недуг развивается слишком быстро… быстрее, чем мы способны ему противодействовать. Вены Учителя уже почти полностью почернели. Прости, Элиар, ничего утешительного я сообщить не могу.
Черный жрец безмолвствовал, будто не расслышал отнимающих надежду слов. Нет, невозможно! Он так долго ждал новой встречи с Учителем, а теперь тот покинет его навсегда… разве это справедливо? Его мечта, его наивная сказка длиною в четыреста лет пропала в один миг, превратилась в мимолетный снег, который исчезнет, истает без следа, как только выглянет солнце.
— Исцелять физическое тело, увы, далее бесполезно: оно слишком слабо, — с явным усилием выталкивая эти слова, продолжил Яниэр. Деликатный, чуть грассирующий голос северянина стал хрупким, точно хрусталь… ломкий голос этот неожиданно подействовал на Элиара как удар хлыста, так, что он отшатнулся. — Жизнь покидает Учителя. Очень скоро его… не станет.
Элиар бросил донельзя встревоженный взгляд на наставника: сквозь неплотно прикрытые муаровые занавеси под купол балдахина лился неясный жемчужный полумрак сегодняшнего снежного утра. Узкое лицо Совершенного было бесстрастно и похоже на маску, а кожа, кажется, стала еще бледнее, еще прозрачнее. Черно-серебряные волосы рассыпались по подушкам, остатки недавно выпитого снадобья влажно мерцали на четко очерченных губах. На изящной молочно-белой шее отчетливо проступали черные вены. Смотреть на них было больно.
Элиар почувствовал, что нервы сдают. Так, значит, там, в разрушенных заклятием Красных скалах, было последнее чародейство великого Красного Феникса Лианора? Объединенными усилиями они сотворили барьер, который в конечном итоге спас жизнь только ему одному? Это просто немыслимо!
Не желая думать об этом, Элиар тряхнул головой и заботливо поправил и без того лежащее идеально покрывало.
— Твоя черная магия очернила и извратила лотосную кровь Учителя, — словно в подтверждение его мыслей, тихо продолжил Яниэр. В бесстрастном тоне его не было ни малейшего намека на упрек и от этого как будто становилось еще невыносимее, еще мучительнее. — Он при смерти. Мне жаль, но Учителю ничем нельзя помочь. Выздоровление или даже замедление болезни более невозможно. Я говорю это как лучший врачеватель Материка, как великий жрец и как Первый ученик Красного Феникса Лианора. Я провел бессонную ночь подле него, прежде чем решиться на этот разговор. Все кончено, Элиар.
Губы его светлости мессира Элирия Лестера Лара чуть приоткрылись, и изо рта вытекла тонкая струйка крови. Незнакомой, совершенно черной крови, не имеющей священного аромата красного лотоса. Яниэр аккуратно промокнул ее салфеткой и вновь обратил на Элиара прозрачные как лед глаза.
— Я не сдамся, — сухо отрезал Черный жрец, отвечая на невысказанный вопрос.
Яниэр покачал головой.
— В твоих венах течет тьма, и ею была осквернена благословенная кровь Учителя. Отрава проникла глубоко и сумела добраться до сердца. Увы, теперь остается лишь ждать и готовиться к худшему. Мне тяжело нести такие злые вести, и я понимаю, как тяжело принять их… но попытайся отпустить прошлое. Учитель очень слаб и продолжает слабеть с каждым вздохом. Без постоянного очищения крови и вливания жизненной энергии он бы уже покинул нас. Но даже моих усилий недостаточно, чтобы помочь: воздействие черного цвета необратимо. Кровь Учителя не успела полностью вызреть и превратиться в лотосную, и, боюсь, завершения этого превращения мы не дождемся. Я прикажу подготовить погребальные дары, похоронную ладью и все необходимое для последних церемоний.
Элиар вскинул на него полный боли и гневного презрения взгляд:
— Ты всегда был к нему ближе всех… и смеешь поступать с ним так? В такой час ты смеешь отстраниться и отказаться от борьбы? Смеешь снова предать Учителя?
С невыразимыми чувствами Яниэр посмотрел ему прямо в глаза, будто пытаясь отыскать слова, которых не существовало. Так и не подобрав ничего стоящего, северянин наконец взял себя в руки и горько улыбнулся, этой странной, застывшей на губах неестественной улыбкой словно бы желая отгородиться от Элиара и его боли. Только что-то в надломленной позе обычно горделиво державшегося Первого ученика выдавало огромную растерянность и печаль.
— То, что должно произойти, произойдет, — без выражения, неестественно ровным и спокойным голосом сказал наконец Яниэр. — Если сможешь, прими это и смотри в грядущее без страха, без надежды.
Туго натянутая меж ними стеклянная сеть попыток примирения дрогнула и разбилась. От прозвучавших циничных слов Элиара передернуло. Он круто развернулся на каблуках, а в следующий миг почти потерявший контроль рассудок накрыла волна бешенства: внезапно удлинившиеся боевые когти дракона вцепились Яниэру в плечо: черненая сталь с легкостью разрывала не только расшитую серебром ткань, но и кожу, и мышцы. На белоснежных одеждах обличающе показалась алая кровь, весь рукав в несколько мгновений промок и отяжелел. Яниэр поморщился от боли, но не сделал попытки вырваться или как-то оправдать себя, без слов принимая всю доставшуюся ему ярость Великого Иерофанта.
Молчание Первого ученика вместо ожидаемых оправданий взбесило Элиара еще больше:
— Как смеешь ты вести себя так отстраненно, когда Учитель еще жив? — почти зарычал он. — Как смеешь быть столь спокоен и равнодушен и говорить о нем как о мертвеце? Убирайся прочь и не смей после этого называть себя его Первым учеником!
Яниэр поджал губы, перестав прятаться за холодной, но беспомощной улыбкой.
— Мне тоже больно, Элирион, — негромко отозвался он наконец. — А видеть твою боль и быть не в состоянии помочь — поверь, от этого мое сердце разрывается вдвое сильнее. Но я не могу сделать для исцеления больше, чем уже сделал. Дальнейшие усилия не принесут никакого эффекта. Мне будет лучше заняться другим: кто-то должен провести положенные церемонии и воздать Учителю дань уважения. С твоего позволения я велю зажечь свечу последнего вздоха и начать бдение, дабы проводить душу Учителя со всеми достойными почестями.
Элиар вздрогнул и замолчал. Свеча последнего вдоха зажигалась, когда умирающему оставалось совсем недолго. Она должна была угаснуть вместе с дыханием Учителя — и сообщить всем о его кончине.
— Убирайся! — опомнившись, со страшной злостью
