Третий Лад - Родион Создателев
— Пришла пора встретиться вам со стремянными сотниками... На свидании держите себя с достоинством. Вы — князья, первая знать на Руси. Престол — ваша вотчина. Ваше законное право: по старине и всем славным устоям. Налегайте на воровство Калгановых. Побожитесь им, что при вашем царствии таких безобразий не будет. Ясен наказ?
— Яснее некуда, святой отец, — ответил Василий Милосельский.
— Всё скажем, как полагается, — уверил молодой князь.
— Про языков не забыл, Василий Юрьевич?
— Справил, Святейший. С сегоднего дня пошли распускать слушки. Зачали как обычно — с Грачёвки. Потом: Ивановский торг, Сретенка...
— Добро, княже, молодцом. Ступай тогда, Василий Юрьевич, езжай к дому, переоблачайся там, ожидай сына. Мы с ним ещё тут потолкуем, а тебя я благословляю, — осенил дородную фигуру Митрополит.
Василий Милосельский взял свой кубок, допил его до самого дна, предовольно крякнул и вышел из душного помещения.
— Никита Васильевич, послушай меня. Ни гайдуков фамильных, ни опричников в сопровождение не бери. Сам, как и родитель — торгашом рядись. Пятёрку государевых стражников за компанию захватите, сбор оплатите, как полагается, и в дорогу. Понял меня?
— Добро... так и сделаем, — ответил глава Опричнины, перебирая пальцами рябиновые бусы.
— Для зазнобы подарок? — покосился на украшение Митрополит.
— Не совсем.
— Не твоя же сие игрушка, — усмехнулся владыка. — Али завёл себе новую... подругу сердечную?
Никита Васильевич смолчал. На подобные вопросы грядущий Царь не желал отвечать ни родителю, ни лукавому, ни даже подавнему другу фамилии, Святейшему Всероссийскому Митрополиту.
Потому что характер имел, княже младой, жадный до власти.
“Ни чёрту, ни Господу не стану отвечать на такие вопросы. Что мне, Государю грядущему, Митрополит Всероссийский, — раздувался княжий носяра ястребиный, — ещё подпишешь указ мне, владыка, дозволяющий сочетаться законным браком благородному мужу и простолюдинке”.
Митрополит оценил колыхания ястребиного носа.
Он знал эту породу — необузданную.
Дедовский нрав!
— Зело ты характером в деда пошёл, князь молодой, — усмехнулся владыка и встал с резного стула. — Мы с Юрием Васильевичем, считай, тридцать годов с половиной приятельствовали.
Митрополит степенно подошёл к окну и подставил под слабенький ветер седую гриву волос, пробивающихся наружу из-под византийского клобука.
— Отец твой — иного теста боярин. Сыскные дела знает и на том... спаси Бог. Норовом мелковат, осторожен весьма, как суслик в поле. Нету в его душёнке мелочной прута каменного.
Митрополит обернулся лицом к молодому князю и продолжил:
— У тебя есть таковой прут. Потому и предложил Василию за Трон сражаться. За Отечество тревожусь. Нельзя ворам... страну отдавать!
Никита Васильевич кивнул головой и спрятал рябиновые бусы в карман чёрного кафтана с золотистыми и малиновыми позументами.
— В беседе со сотниками — следи за отцом. Лишнее понесёт чего — гаси его речь мигом. Сам говори мало — да по делу. Держи нити беседы в своих руках. Привыкай к тому, скоро тебе предстоит первым воеводой быть в государстве.
Глава Опричнины подошёл к окну и припал на колени.
— Благослови, святой отец.
Митрополит Всероссийский троекратно осенил русую голову князя знамением, а затем протянул ему десницу — Милосельский прикоснулся губами к ладони.
— Ступай, Никита Васильевич, с Богом.
Кому благословление, а иным наблюдение...
В густых кустах у дороги затаились двое взмокших ярыжек. Тёмно-синие кафтаны с перевязями лежали на траве, рядышком с кувшинами-крынками. По тракту пропылили всадники. Один из соглядатаев стоял на коленях, просунув плешивую башку в ветви.
— Васюта Блинов проскакал... с двумя ребятами, — с тоской молвил ярыга, оторвавшись лицом от зарослей.
Плешивому сыскарю тоже хотелось скакать сейчас на резвом коне, подставляя физиономию ветру, а не торчать в кустах соглядатаем, под лучами палящего солнца. Второй служивый лежал на траве, нахлобучив на голову синюю шапку-колпак по нос.
Плешивый ярыга поднял с земли головной убор, тщательно протёр им взмокшее лицо, а потом молвил:
— Клим, слышь. Крестьяне тут шастают. Как бы не заприметили нас.
— Дозор на что держим, ась, плешивая твоя голова? Заприметили холопов — затаились ничком. Али к леску могём дёрнуть.
Ярыга швырнул шапку наземь и сел на траву, скрестив ноги.
— Чего туркой расселси? — заворчал его товарищ. — Дозор держи.
Плешивый ярыжка тяжко вздохнул и снова уткнул лицо в заросли, встав на колени.
— Клим! Сюды холопы его шагают! Кажись, на работы идут.
Напарник дозорного резво подорвался с травы и также просунул физиономию в кусты.
— Тикаем в лесок, шибко!
Ярыги, пригнув хребты, и в спешке похватав свой скарб, сусликами метнулись от кустов в сторону перелеска...
А в угловой светёлке хором боярина Лихого супруги знакомились с посланием от братьев Калгановых. Яков Данилович дочитал цидулку, передал его жене и отошёл к раскрытому окну. Подклётная Государыня сидела за столом и резво шевелила губами, читая про себя письмо.
— Клюнула татарская рыбка, — ухмыльнулся Яков Лихой.
Часть 3. Глава 10. В гостях у Калгановых
— Ждут в гости... ныне к вечеру же, — Марфа Михайловна положила пергамент на стол. — Ишь как засуетились, братушки.
— Наряжусь крестьянином, бороду прилажу, и в повозку с бочками лягу, в сене зароюсь, — планировал боярин. — Митяй меня и вывезет.
— За водой кто едет к вечеру?
— Мало ли.
— Не тревожься, супруг. Отправишься в путешествие. К вечеру, как и зовут. Токмо обмокнешь малость... Ну, не беда. Чай не леденец ты на палочке, не растаешь.
— Про дождь говоришь? Пустая надежда. Третью седмицу жарюка стоит, аки в Индии дальней.
— Надежда — скверное имя. Вера — самое подходящее. Верь мне, Яков Данилович. Всё будет ладно. Ступай сей же час, разыщи Митьку. Из имения пеше станете драпать. Скоро всё сам сразумеешь. У оружейной слободки возьмите коней, прихвати серебра в дорогу. Девкам на дворе крикни: пущай бельё с верёвок сымают и в хоромы тащат.
Муж наконец-то приметил: смарагдовые камни вспыхнули в руках жёны блеклым свечением. Яков Данилович вышел на двор — какой там дождь! Пекло адово...
Марфа Лихая сидела в тесной каморе подклёта и вела ворожбу. На столе в окружении пяти полыхающих свечей стояла лохань с водой. Водица в посудине начала едва пузыриться малыми
